Маара подошла к мешку, вынула синее и зеленое хлопковые платья, прихваченные из Хелопса. Платья помяты, кроме того, неуместны они здесь, как и нежная одежда из Рустама. Она выудила из мешка коричневую рубаху — на той ни одной складочки. Маара надела вчерашнюю одежду, расчесалась, завязала волосы сзади. Проверила пояс с монетами и вышла в соседнюю комнату с мешком монет, которые пытался украсть слуга, а также с коричневой туникой.

Шабис завтракал. Он пригласил Маару к столу и предложил хлеба и фруктов. Заметил тунику.

— Что это за ткань?

Она рассказала.

— День и ночь я носила это несколько лет. Она не рвется, не пачкается. Встряхнешь — и снова чистая. Совершенно не изнашивается.

Он пощупал, помял.

— Да, в войсках полезная была бы штука.

— Только, как и с солнечной машиной, никто не знает, как ее делать. Шабис, надо бы за нашей лодкой послать. Если Хан жива, она могла бы рассказать, как с ней работать, с машиной.

Генерал помолчал. Маара видела, что он переваривал сказанное ею.

— Да, поведеньице у тебя, прямо скажем…

— Что, наглая я? — Маара глянула на него исподлобья, но без испуга. В голосе генерала не звучала угроза. Скорее, он разговаривал с ней как-то по-семейному.

— Ладно, ладно. Послал я уже за ней. Взвод послал. Далеко ладья не ушла, но старуха Хан, увы, покойница. Веслами толкаются, берега скребут; очевидно, не знает никто, как пользоваться этой солнечной штуковиной. Но не зря сходили. Чуть на хеннов не напоролись. Не думал я, что они так близко.

— Мы их вчера на берегу видели.

— Почему ж ты молчала? — Он явно рассердился. Возможно, частично и из-за ее нахальства. — Это самое важное, что ты могла сказать.

— Я ведь по порядку рассказывала. Еще не дошла до этого.

— Ладно, ты могла и не знать, насколько это важно. Продолжим.

— Шабис, мог бы ты сохранить это для меня?

Он заглянул в мешок, порылся в монетах.

— Эти деньги здесь не ходят.

— Совсем?

— Разве что дальше к северу. Там правила не так строги.

— Но мы ведь идем на север.

— Нет, Маара, твой путь окончен.

На этот раз голос его суров, выражение лица не враждебно, но серьезно. Маару охватила паника. Она снова почувствовала себя пленницей. Захотелось вскочить из-за стола, оставить вкусный завтрак и бежать прочь, к Данну… И что потом?

— Маара, между нами и Шари — хенны, их войска. Хочешь попасть в их армию? Поверь мне, это совсем не то, что быть солдатом у агре. — Он оттолкнул мешок с деньгами. — С этим ничего не случится, никто его не украдет. Между прочим, знаешь, что ты сломала парню руку?

— Поделом. Он вор. — Встретившись с укоризненным взглядом генерала, Маара добавила: — Я не для него это добывала. Когда я вчера схватила этот мешок, меня могли так же растоптать, как и Хан. — Шабис молчал, и Маара добавила: — Без денег мы бы далеко от скальной деревни не ушли.

— Не беспокойся, никто ничего твоего не тронет. Тем более слуги теперь знают, как ты руки ломаешь.

— А почему он называл меня принцессой?

— Лесть. Когда хотят подольститься ко мне, они и меня принцем называют.

Они смотрели в глаза друг другу, молчали о чем-то недосказанном.

— Теперь ты начнешь говорить о драгоценных детях и о таинственных планах?

— Мог бы, но есть вещи поважнее.

— Однако, похоже, существует какой-то план, в который вплетены мы с Данном?

— Нельзя назвать это планом. Скорее, возможности. Я в них не заинтересован. — Он чуть подумал и поправился: — Не я в них заинтересован. — Еще пауза. — И не вижу смысла для тебя интересоваться этим. Слишком далеко мы от места, где это что-то значит. Далеко по времени и по расстоянию. Сотни миль.

— Значит, быть принцем или принцессой проку мало, если ты не живешь как принц или принцесса, — подвела итог Маара.

— Вот именно. Если хочешь знать мое мнение, давно прошло время, когда от этого был какой-то прок. А теперь продолжим.

Маара приступила к рассказу. Когда дошла до встречи с войском хеннов, Шабис снова засыпал ее вопросами. Какая на них форма? Состояние формы — чистая, грязная, мятая, рваная? Цвета нашивок? Какая обувь? Вид сытый или голодный, свежий или усталый? Сколько их было?

Маара ответила весьма толково.

— И еще у них оружие было, от которого нету проку. В Хадроне есть такое.

Она описала оружие.

— Почему ты думаешь, что от него нет проку?

Маара объяснила.

— Нет, это не так, — не согласился Шабис. — Оружие очень старое, но не бесполезное. Один весьма способный солдат-хенн нашел такое оружие в музее и постарался его скопировать, насколько возможно в наших условиях. И оно сработало. Сначала хенны получили преимущество, но потом мы наверстали, у нас тоже появилось это оружие. И равновесие восстановилось. Только тьма народу погибла.

— Как оно работает?

— Оно выбрасывает шарики, пули. Засовываешь в дырочку пулю, спички, вспыхивает огонь, пуля вылетает и может убить или ранить, — мрачно рассказывал Шабис. — В школе нам говорили, что всего через пять веков после изобретения этого оружия весь мир поработила технология. Но у нас, к счастью, пока нет для такого возможностей. Пока нет, во всяком случае.

Так много нового, а она понимает отнюдь не все.

— Вечером ты обещал, что я начну учиться, — проворчала Маара.

— Сначала язык.

— Всегда так. Сначала то, сначала это… Ты не представляешь, каково это — чувствовать себя такой невежественной, ничего не знающей!

— Ты вроде бы хвасталась, что в Хелопсе знала больше, чем тамошние.

— А много ли это? Да и вовсе не то я хочу знать. Я знаю, как выжить, умею выживать. Они не умеют. Они как дети. — Маара заплакала, уронив голову на сложенные на столе руки. Шабис положил ей руку на плечо. Жест, выражающий доброту, но одновременно и предупреждающий.

— Все, Маара, хватит.

Она пересилила себя, замолчала. Подняла голову. Генерал убрал руку с ее плеча.

— Завтра начнешь учить язык. Сегодня выступишь перед офицерами, расскажешь им то же, что и мне.

— Но я ведь языка не знаю.

— Они знают махонди. Не слишком сильны, но будешь говорить медленно, без длинных слов… Поймут.

— Ха! Откуда мне знать длинные слова!

— Только не заплачь снова.

— А почему только офицерам?

— Не сможешь же ты орать, чтобы услышали десять тысяч солдат.

— Ух ты! Десять тысяч?