Борька, например, точно еще не знал, кем будет. Иногда ему казалось, что он пойдет по папиным стопам. Физическая лаборатория, сложнейшие приборы, в которых ни за что не разобраться человеку непосвященному, бессонные ночи во время эксперимента (Борька явственно представлял себе, как он, в халате и шапочке, чуть сощурив усталые глаза, коротко бросает куда-то в пространство: «Кофе, пожалуйста, — и властно обрывает почтительный голос, уговаривающий его хоть немного отдохнуть: — Сейчас не время!») И наконец — ВЕЛИКОЕ ОТКРЫТИЕ. Правда, на этом пути были два сомнительных обстоятельства. Первое заключалось в том, что ни папа, ни даже Геннадий Дмитриевич, несмотря на свой преклонный возраст (Геннадию Дмитриевичу было уже почти сорок), мирового признания пока не добились. Но это, в конце концов, еще ничего не значило. Они не добились, а Борька возьмет и добьется. Потом, раздавая интервью для газет и телевидения, он обязательно скажет, что их лаборатория оказала определенное влияние на формирование его как ученого, и они тоже войдут в историю. Второе сомнительное обстоятельство было связано со школьной физичкой Еленой Сергеевной. Пока по физике у Борьки были в основном тройки. А если в четверти и получалась четверка, то, как говорила Елена Сергеевна, это вовсе не Борькина заслуга, а просто дань уважения к семье физика, в которую, в соответствии с известной поговоркой, затесался не очень талантливый человек. Да, Елена Сергеевна очень бы удивилась, если бы узнала, какое будущее избрал для себя Боря Лисовский.

Впрочем, можно было и не становиться физиком. В не меньшей степени Борьке нравилась профессия футбольного комментатора. Во-первых, весь мир увидишь. Во-вторых, миллионы людей, прильнув к экранам, будут ловить каждое твое слово.

Вот ворвавшийся в штрафную игрок после столкновения с защитником оказался на земле… «Да, — скажет Борька, — вы, конечно, правы, уважаемые товарищи телезрители. Судья не зафиксировал очевидного нарушения правил». И болельщики у телевизоров будут говорить тем, кто рядом: «Ну что ты споришь? Слышишь, сам Лисовский сказал, что должен быть пенальти…» А в перерыве к Борьке в комментаторскую кабину придет виноватый судья и скажет: «Простите меня, пожалуйста, товарищ Лисовский, и не позорьте перед миллионами зрителей. Я больше никогда не буду подсуживать противникам «Спартака». А потом «Спартак» забьет, и Борька будет долго-долго кричать в микрофон: «Го-о-о-ол!» И все будут кричать вслед за ним, а не, как сейчас мама, говорить: «Ну что ты орешь у телевизора, как сумасшедший? Смотри, выключу сейчас твой футбол».

А можно еще стать летчиком-испытателем, или поехать работать в Антарктиду, или пойти в уголовный розыск… В общем, пока Борька еще твердо не решил. И другие ребята тоже. Даже Денис, хотя он уже в девятый перешел, и то еще не знает, кем будет. Один только Витька сказал, что будет космонавтом, но его все дружно высмеяли — понятно, что к тому времени, как они вырастут, космонавтов как таковых уже не будет, а в космос станут летать люди самых разных профессий. Но что с Витьки взять? Он же маленький!

А вот Борис Нестеров твердо знает, кем он будет. Офицером. И даже знает, в какое именно училище будет поступать. Конечно, солдатам, которые будут служить под его началом, не позавидуешь: загоняет их всех Борис до седьмого пота, и на гауптвахте они у него посидят. Но все же задатки настоящего командира у него были. И придуманный им план ночной обороны это, несомненно, подтверждал.

Вернувшийся из Сосновки капитан Грант этот гениальный план, к великому Борькиному изумлению, отверг.

— Никаких ночных дежурств не будет, — сказал он. — Все как обычно. Палатки могут стоять и здесь, если вам так нравится. — Тут капитан Грант окинул взглядом осиротевшее кострище и добавил сердито: — А вот топоры немедленно вернуть на место. Придумали, чем защищаться!

Приказы, как известно, не обсуждаются, а выполняются. Но этот показался Борьке, мягко говоря, легкомысленным. Поэтому кол он на всякий случай оставил в палатке. Случись ночью что, сам же капитан Грант ему потом «спасибо» скажет. Да и насчет кольев он ничего не говорил, только про топоры.

Ночь, вопреки Борькиным ожиданиям, прошла спокойно. Сам он, правда, долго не мог уснуть — все слушал ночную тишину, и то и дело мерещилось ему, что хрустят ветки под ногами у подкрадывающихся врагов. А когда уснул наконец, то приснилось ему, что нападение все-таки состоялось, отряд был застигнут врасплох, и самодовольно ухмыляющийся Белобрысый прижал Борьку к земле, уперев ему в бок острый кол. Сон был настолько ощутимый, что Борька проснулся в холодном поту. Никакого Белобрысого не было. А вот кол был. Непонятно как выползший из-под палаточной стенки, он и в самом деле упирался Борьке в бок.

Утром капитан Грант объявил: выход на маршрут отменяется. Точнее, не отменяется, а откладывается на один день.

— Сегодня, — сказал капитан Грант, — трудовой десант. Окажем помощь колхозу «Победа».

На колхозном поле отряд уже ждали.

— Давайте знакомиться, — сказал человек, вышедший им навстречу. — Председатель колхоза Анпилогов Василий Яковлевич. Спасибо, что решили помочь. Сами понимаете, у нас страда, каждая пара рук дорога.

Василий Яковлевич был чем-то похож на Борькиного папу. В первый момент, когда это сравнение пришло Борьке в голову, он даже сам удивился: вроде совсем разные люди… Папа — высокий (Борька в него пошел), худой, с вьющимися длинными волосами — мама всегда сердится, что он лохматый ходит; а Василий Яковлевич небольшого роста, с брюшком, лысина проглядывает, да и старше папы он, по крайней мере, лет на десять. И все же что-то очень похожее у них было.

«Глаза», — догадался Борька. Когда идет эксперимент и папа сутками напролет не выходит из лаборатории, у него бывают такие же глаза — запавшие, покрасневшие от бессонницы, усталые.

— Работать будете на прополке, — сказал председатель, — вместе с ребятами из нашего колхоза. Они вам и покажут, как и что нужно делать.

На поле уже работало человек тридцать ребят. То есть они до этого момента работали, а сейчас стояли, с интересом разглядывая вновь прибывших. Ребята были самого разного возраста — от четвероклашек до… До того самого парня, который вчера остался без подтяжек. Да все они здесь были — и нахальный шкет, и Белобрысый!

Борька тихонько тронул локтем командира.

— Вижу, — прошептал тот. — Передай по цепи: боеготовность номер один.

И те тоже узнали своих вчерашних противников.

— Мишаня, гляди-ка, — закричал Белобрысый, — тунеядцев пригнали!

На грядках раздался дружный смех.

— Ты у меня договоришься! — Борис Нестеров сжал кулаки.

— Сергей! — предостерегающе закричал председатель.

— Борис! — вторил ему капитан Грант.

— Чуть