В лицо мне бросилась краска. Я не стала бы переоценивать глубину наших отношений с канцлером. От этих мыслей становилось горько. Задавался ли кто- нибудь вопросом: хочет ли сам Майло Вардас пустить весну в свое сердце? Жаль было наивных стариков. Они давно устали от этого угрюмого места, однако продолжали жить надеждой, служить старым стенам верой и правдой.

— А как так вышло, что дети остались живы? — спросила первое, что пришло на ум, дабы отвлечься от совсем грустных мыслей, и без них было не по себе.

Но прежде чем ответить, Лука молчал довольно долго.

— Никто не видел, что там произошло… и все ж, когда мы пришли — нашли пятерых убитых чужаков. У каждого в сердце торчала стрела, и только у одного стрела вошла в глазницу. Не знаю… не могу судить точно, но еще мальчишкой молодой господин денно и нощно упражнялся в стрельбе из лука. Поговаривали, что стреляет он лучше любого охотника…

Сон одолел меня неожиданно. Хотя это, скорее всего, близость огня так меня разморила. Но снилась мне бесконечная ночь, и пламя, которое пыталось меня поглотить. Собственная стихия словно злилась на меня за неприятие, пыталась наказать за непочтение. Жаждала вырваться на волю, даже отомстить. Я стонала и отбивалась от пламени, даже что-то кричала, пока чьи-то сильные руки меня не обняли так крепко, что отступил не только страх, но и пламя перестало тянуть ко мне свои едкие языки.

Где-то в глубине сознания знакомый женский голос произнес: «Он тот, кто гасит пламя!»

Только после этого в мой сон пришло умиротворение и покой. Мне приснился Вардаритас, только не заброшенный и истерзанный пожаром, а целый и невредимый. А еще снились сады, цветущие буйным цветом, вихри яблоневых лепестков не давали рассмотреть того, кто стоял там, посреди сада в темных одеждах. И вроде понятно было, кто это, но все равно хотелось увидеть его лицо, рассказать ему тайну…

И тут человек стал, что-то громко кричать… тонким девичьим голосом: «Ну ты даешь, дорогуша! Пока меня не было, ты умудрилась пасть в объятия греха!»

Глаза сами по себе открылись…

Тонкое, бледное лицо с темными кругами под серыми смеющимися глазами, резко очерченные скулы…

— Долго же ты, однако, до меня добиралась!

— Людя! — вырвалось неожиданно, само собой, в радостном порыве. Я бросилась обнимать подругу. — А ты долго, слишком долго спала — спящая красавица! Столько всего пропустила, что я даже тебе завидую…

Хоть от красавицы и осталась тень — прежде русые волосы стали выбеленным, словно первый снег, а сама она была похожа на привидение. Все же, это была Людя. Не прежняя, нет. Но зато своя, родная!

19.4

— Ну ты и соня! — с деланным возмущением стала меня распекать подруга.

— Тебя не добудиться!

— Ага! — не осталась в долгу я. — Кто-то спал несколько недель к ряду, а кто- то все эти недели думала, как этого «кого-то» найти!

— Так уж ты и глаз не смыкала все это время, — Людя подсела на любимого конька, что вместо обычного раздражения, вызывало только радость, хоть и с примесью горькой грусти.

— Последние несколько ночей точно не смыкала, — я приблизилась к щербатому камину, у которого свернулся Лука, и подкинула в кострище хвороста.

— Можешь не стараться, — подруга сидела поперек своего лежака и разминала ступни. — Я уже накидала туда веток.

— Холодать стало, — и в подтверждение моих слов, по телу пошел озноб. Порывы ветра снаружи, проникающие в замок через прохудившиеся стены и заколоченные окна, гуляли по ногам даже в глубине комнаты.

— Это тебе похолодало от того, что ты из чьих-то теплых объятий вылезла,

— и такая же едкая, как прежде. Только все равно в этой едкости ощущалось что-то неуловимо грустное.

— Ты меня из этих объятий, между прочим, вытянула! — на всякий случай напомнила я ей.

— Ибо непотребство это, — вдруг копируя интонации и выражение лица старой наставницы, стала шутить девушка. — Без благословения Пресветлой с мужчиной возлежать на ложе.

— Мы возлежали не на ложе, — кисло отшутилась я, стараясь не смотреть в сторону спящего Вардаса, который прикорнул, пытаясь отогнать мой дурной сон, прямо ко мне под бок. — Пресветлая, вроде как про пол и словом не обмолвилась, и если говорить о сне — вообще ничего не имела против.

Я внимательно всматривалась в Людю, она шутила, чтобы казаться такой же беззаботной, как и прежде, но произошедшее с ней, не далось даром, оставив в душе глубокий след. Выбеленные косы тому доказательство. И тут меня осенило — она не знает!

Или не помнит. Но, в любом случае, если бы подруга знала про вайделу, так шутить не стала.

— Ты чего это? — на ее лице отразилось недоумение, сменившееся беспокойством. — Скривилась, будто бы объелась квашеной капусты из лучших засолов вайделы Ингельды.

— Ты не помнишь, верно?

— Чего я еще не помню?

И тут пришлось все ей рассказать про вайделу Беату, вайдила Фьерна, про Герду Вардас, принца Эратриэля, зеркала. В общем, так мы и сидели, глядя в единственный, оконный проем на занимающийся рассвет. Я — лохматая и несчастная, и Людя — все больше холодея лицом и будто отстраняясь от окружающего мира.

— М-да-а… — задумчиво протянула подруга, вытягивая губами слабую улыбку. — Вот тебе и финт с ушами! Не, наставница наша был женщиной, мягко говоря, своеобразной — я всегда это понимала. Уж больно часто она хаживала на болота нечисть гонять, а, поди ж ты, сама с этой нечистью якшалась.

— А ты сама, что? — пихнула я ее плечом, чтобы в себя пришла. — Не помнишь ничего после похищения?

— Знаешь… — в глазах у Людвики отразилось предрассветное солнце, блеснув двумя огнями. — Меня поили какой-то дрянью так, что и имени своего не помнила. Сама б такое добровольно не пила и другим бы не советовала.

Вот же ж. А я все надеялась, что вайдела была милосердна. Нет, ее милости распространялись слишком выборочно. Вряд ли она и со мной была бы доброй, залогом этому была чернота, что выела ее изнутри, сделав слабой и озлобившейся.

— Ты мне приснилась, только не смейся, — важно произнесла я. — Аккурат из хрустального гроба все просила вспомнить некую старую сказку.

— Чушь какая-то! — подруга покосилась на свои, теперь уже, белоснежные волосы. — Ничего этого не помню. Только одно знаю…

Она пристально посмотрела мне в глаза, и к своему ужасу я не увидела в ответном взгляде и намека на слезы.

— В том страшном месте я потеряла Витгерда!

Вдвоем мы снова молча уставились на рассвет, который. словно догадываясь, что творилось во время долгой ночи, робко занимался на горизонте, выталкивая ленивое алое солнце на изодранное облаками золотое покрывало неба. Это было красиво. если бы не было так тоскливо на сердце.

Краем глаза я заметила, что место, где почивал лорд Вардас, уже пустовало, места Гордо и Луки, так же освободились. Подозреваю. Майло и не спал с тех самых пор, как меня из его объятий вытащила Людя. А может и до этого… тоже не спал.