Никто не ожидал, что в ближайшее время главным действующим лицом в разыгрывавшемся спектакле, который выйдет на высший политический уровень, станет именно она, супруга перебежчика. Конечно, этого бы не случилось, не будь в Советском Союзе драконовских правил, ограничивавших свободу его граждан и не позволявших им по своей воле перемещаться в разные страны. Предположим на миг, что Евдокии позволили бы поступать сообразно ее желаниями. Что бы произошло? Она бы навестила своего мужа, сказала бы все, что думает о его обмане и после этого, скорее всего, улетела в Москву к родным. Сознавая при этом, что им ничего не грозит, а она в любой момент может снова навестить Владимира Петрова.

Но это была бы совсем другая история.

В посольстве Петровой не доверяли и принимали все меры к тому, чтобы она не последовала по стопам своего супруга. 6 апреля ее переселили в здание на Канберра-авеню, разместив в маленькой однокомнатной квартире, которую занимали дежурный комендант Голованов с семьей. Объяснили, что это – превентивная мера на случай ее возможного «похищения».

Женщина тяжело переживала случившееся и находилась в растрепанных чувствах. Исчезновение мужа стало для нее полной неожиданностью. Правду о том, что происходит за стенами миссии, от нее скрывали. При этом не отработали единой версии, которой следовало придерживаться в разговорах с Евдокией. Сначала от сотрудников посольства она услышала, что Петров погиб при выполнении ответственного задания, и в Союз она вернется «с гордо поднятой головой», не женой предателя, а женой советского работника, «павшего от руки врагов»[474]. Верилось с трудом. За годы совместной жизни Евдокия Алексеевна успела хорошо изучить характер и повадки супруга и едва ли могла купиться на сказку о его геройской гибели. Когда за рубежом пропадал дипломат, шифровальщик или разведчик, в голову сразу приходила мысль о том, что он перешел на «вражескую» сторону. Прецедентов хватало.

Потом ей стали говорить, что Петрова похитили и, возможно, даже убили. В это она ещё могла поверить. Владимир работал против австралийцев, зачем им было с ним церемониться? Она исходила из опыта СССР, где «шпионов» уничтожали в больших количествах.

Ее пытались изолировать от внешнего мира, лишили газет, но не могли запретить слушать радио, которое работало в квартире Головановых и в других помещениях посольства. 13 апреля она первой услышала заявление Мензиса, которое передавала радиостанция Эй-би-си, и сообщила об этом Генералову. Ее стали убеждать, что австралийцы обманывают, держат у себя Петрова насильно (если он еще жив), а теперь и Евдокию может постигнуть участь мужа. Она и сама не исключала подобного варианта. Ей не хотелось допускать, что муж скрывал от нее свои планы.

В любом случае было ясно: случившееся перечеркнет всю ее жизнь. Евдокия чувствовала себя одинокой и беспомощной, всеми покинутой. В отсутствие Головановых она попыталась повеситься на шнуре от утюга. Крюк, которым она воспользовалась, не выдержал, это ее спасло.

Из Москвы пришло указание об отправке ее домой, а с ней и Кислицына. Второго секретаря компрометировало одно то, что он работал с Петровым: значит, был засвечен и мог знать о планах перебежчика. Для сопровождения «эвакуируемых» вызвали дипкурьеров Ф. Н. Жаркова и В. В. Карпинского, имевших право на ношение оружия. 11 апреля они вылетели из Рима и 12 апреля прибыли в Канберру.

Когда Петрову сообщили о предстоящем отъезде жены, он написал ей письмо – разумеется, по согласованию с АСИО – с просьбой остаться с ним в Австралии. Одновременно написал Генералову – с просьбой разрешить встречу с женой. Оба письма были отправлены 16 апреля.

Но больше он расстраивался не из-за разлуки с женой, а из-за отсутствия Джека, который оставался в их с Евдокией доме в Канберре. Трудно сказать, кто его кормил и выгуливал, вероятно, кто-то из сотрудников посольства, наблюдавших за домом. Петров требовал от Ричардса срочно привезти к нему собаку, а когда тот отказался, завил, что сам с этим справится – вместе с Бялогурским. В присутствии заместителя директора АСИО перебежчик предложил поляку поехать в Канберру ночью на его машине и забрать Джека. Это стало бы нарушением всех норм безопасности. Контрразведчик возмутился и прокомментировал крайне резко, сказав, что в этом случае он – вне игры (“I am out’). Ричардс заявил: «Вы что, хотите, чтобы я потерял работу?»[475].

Не помогло и заступничество Бялогурского, решившего поспорить с офицером АСИО и втолковать ему, что для Петрова собака важнее жены (что, в общем, было правдой). Встреча с женой, заметил поляк – плохая идея. Она более сильный и уверенный в себе человек (far superior mentally), психологически возьмет верх над мужем и может заставить его изменить свою позицию и вернуться с ней на родину[476]. Вместе с тем Бялогурский не поддержал идею вывоза Джека под покровом ночи, предложив поставить вопрос о его передаче официально. В глазах австралийской общественности это подчеркнуло бы человечность Петрова. Однако Ричардс с этим не согласился, настаивая на том, что заниматься следует в первую очередь не псом, а Евдокией.

С точки зрения австралийских властей она имела полное право на воссоединение с супругом. Дело заключалось не только в приверженности гуманитарным и либеральным принципам (свобода личности, соблюдение гражданских прав), но и в практической заинтересованности в Петровой как источнике информации. Кроме того, правительство Мензиса опасалось, что позволив жене перебежчика отбыть на родину, оно подорвет свое реноме: дескать, проявило непоследовательность, «дало слабину», уступив Советам. Принимая во внимание предстоявшие выборы, такого нельзя было допустить.

У советского посольства была своя позиция. Граждане СССР являлись фактически крепостными, которым запрещалось, за немногими исключениями, переселение в другие страны. Петрова вдобавок имела доступ к секретной информации, поэтому давать ей карт-бланш никто не собирался.

15 апреля посольство передало в прессу заявление, в котором утверждалось: Владимира Петрова похитили, а его жена находится в посольстве по своей воле и уезжает на родину тоже по своей воле[477]. Ясно, что это заявление было тщательно отработано и одобрено центром. Тем не менее, оно не было совершенно лживым, как это представляли австралийские СМИ, писавшие, что супругу перебежчика хотят насильно вывезти в СССР, где ей грозит расправа.

Петрова переживала сильнейшее душевное потрясение, ее одолевали противоречивые чувства. Она не исключала, что мужа действительно похитили, а может, и убили. Или держат в тюрьме и если докажут, что он занимался шпионажем, то приговорят к смертной казни. Ведь американцы именно так поступили с супругами Розенберг. И ее может ждать такая же участь…