– Вот так, а еще мы сделали снимки, весьма впечатляющие.

– Это правда была ее грудь? Селестины? Она была… жива, когда ты ее ела?

– Она все время хотела ее отрезать. Не давала ей покоя эта мысль. Похоже, Селестина страдала какой-то острой формой дисморфофобии. Ари отвез ее куда-то, нашел доктора, который помог ему отсечь Селестине грудь. Нашел единомышленника. Грудь заморозили, привезли домой. А потом положили в морозилку – для копов. Там оставалась часть соска, молочной железы, жировая ткань и кожа.

– Но если Селестина жива, где она?

– Мы не знаем. Она неуловима.

Натан нервно вытер губы тыльной стороной ладони. Жест слишком красноречивый, но ему необходимо было подготовить рот, чтобы произнести следующие слова.

– Ты ведь знаешь, что Аристид Аростеги умер.

– Я прочитала все, что нашла в интернете. Не на французских сайтах, конечно. Сначала эта новость меня потрясла, было очень больно, очень тяжело. Сердце хотелось выплюнуть. Он так много для меня значил. Профессор. Мой философ. Но потом я поняла.

Натану показалось, что лицо ее сейчас отделится от головы и радостно запорхает по комнате.

– Но потом ты поняла…

– Он умер точно так же, как и Селестина. Теперь они вместе где-то, и я снова с ними увижусь. Я не о какой-нибудь там дурацкой загробной жизни говорю. Они позовут меня, когда придет время, когда начнут новую жизнь. И я отправлюсь к ним, где бы они ни были.

И с этими словами Чейз снова повернулась к столу, окунула корень члена-личинки в банку с клеем и поднесла к ране на щеке Селестины, что, видимо, должно было знаменовать начало ее путешествия. Подумав немного, она аккуратно вставила личинку в надлежащее отверстие, торжественно провернула и сделала шаг назад, чтобы окинуть взглядом свое творение. Новая укороченная личинка привлекала не меньше внимания, чем торчавший изо рта опухший, посиневший язык. Чейз тихонько ахнула от восхищения.

Судя по всему, Сэмюэл Беккет страдал контрактурой Дюпюитрена – безымянный палец и мизинец его правой руки загибались вовнутрь, отчего ему было трудно и неловко здороваться за руку. Этот факт порадовал Эрве Блумквиста, который, выясняя, кто из известных людей болел Пейрони (особенно его интересовали звезды велоспорта), обнаружил, что Пейрони часто сопровождалась контрактурой Дюпюитрена, и дело тут скорее в патологии иммунной системы, чем в велосипеде. Теперь, заметив на левой ладони некрасивое вздутие в форме треугольного шеврона, свидетельствовавшее о воспалении сухожильных влагалищ (оно напоминало раскрытую акулью пасть), которое неминуемо приведет к тому, что средний палец и мизинец загнутся вовнутрь и их уже нельзя будет разогнуть (так называемый синдром щелкающего пальца), Эрве и себя мог причислить к этой когорте избранных. Он готов был побиться об заклад, что Беккет страдал и Пейрони – сексуальная жизнь писателя представлялась весьма скудной, – но вряд ли этому удастся найти доказательства. Эрве взял ручной 3D-сканер Creaform, которым сканировал свой член – тот все еще стоял, – и представил, как сканирует члены Сэмюэла Беккета и других знаменитых жертв болезни Пейрони. На сей раз изображение получилось более подробным, чем то, что он отправил сегодня Чейз Ройфе, но ей другого, наверное, и не надо. Эту картинку он отправит Ромму Вертегаалу в Северную Корею – он где-то там, но не в Пхеньяне.

Внизу, на первом этаже, пыхтел FabrikantBot 2 – допечатывал запчасти универсального складного народного велосипеда “Чучхе”, которые должны были заменить дефектные детали велосипедной подвески, причинившие Эрве столько неприятностей, когда он ездил на опытной модели велосипеда по своей квартире на рю Бобур в Третьем округе Парижа. Он попытался сделать крутой поворот, почти как велоакробат, после чего педали застопорились намертво и пришлось полностью разбирать их вместе с рычагами, а потом собирать заново. Эрве сфотографировал и снял на видео бракованные запчасти, послал Ромму по скайпу (разработка велосипеда велась под руководством Вертегаала), и тот сразу же ответил. Доброжелательный Ромм всегда готов помочь и, конечно, заслужил ответный подарок – 3D-модель пениса.

Разумеется, Ромму член Эрве был очень хорошо знаком: он не раз помогал вставлять его во всевозможные отверстия в те безумные дни семинаров Аростеги – слово, конечно же порождавшее кучу прозрачных каламбуров с семенной жидкостью, семенем, спермой и разнообразными производными от них. Корейцы, наверное, пуритане – все-таки живут при авторитарном режиме, и Эрве надеялся, что подарочный член Ромм будет распечатывать в одиночестве – в какой-нибудь выделенной ему убогой студии, однако мысль о том, что какой-нибудь суровый инспектор застанет Ромма с моделью искривленного болезнью Пейрони пениса из ABS-пластика и тогда Вертегаала сошлют в исправительно-трудовой лагерь, какой-нибудь Ченгори № 12 – очень далеко от людей и от столицы, доставляла Эрве извращенное удовольствие и приятно щекотала.

Но может быть, Ромм обработает 3D-модель члена, с помощью каких-нибудь спецэффектов превратит копию из ABS-пластика или биопластика – унылую, невыразительную, характерного серого или бледно-голубого цвета – в нечто яркое, живое, красочное, с красивой пористой текстурой. Эрве, правда, сомневался, что у Ромма имеются такие художественные способности, какие продемонстрировала Чейз, работая под руководством специалистов франко-корейской фирмы, специализировавшейся на изготовлении гигантских моделей членистоногих для школьных кабинетов и научных демонстраций. Выбор по меньшей мере странный, ведь кровь у членистоногих не красная и кожи у них нет, но Ромм настаивал, считал сотрудничество с этой фирмой безопасным; и, надо признать, ее сотрудники действительно помогли изготовить весьма правдоподобные, сочные муляжи частей истерзанного тела Селестины – с разорванными жилами, лопнувшими кровеносными сосудами, вскрытыми железами, растянутыми мышцами, – помогли вдохнуть в них жизнь, и снимки этих частей убедили префекта, что убийство действительно было. Специалисты по сверчкам и омарам тут не подошли бы.

Правда, в основном всю грязную работу выполняла Чейз, ребят из фирмы следовало остерегаться – они ведь могли выдать Эрве полиции, когда в Сети появились снимки с места преступления. Только Чейз можно было доверить создание съедобного протеза левой груди, а также фальшивой раны на теле Селестины, прикрывавшей шрам от мастэктомии на снимках, где они поедали ее тело.

Но именно оригинал этой груди стал решающим доказательством, единственной частью тела, которую и нашли в квартире Аростеги: принадлежность комка истерзанной плоти с половиной соска и следами зубов, найденного в миске в холодильнике, Селестине Аростеги экспертиза установила сразу же (образцы ДНК охотно предоставила обезумевшая от горя сестра Селестины Софи, администратор фирмы, сдававшей в аренду шале в Шамони). Может, у префекта и хватило духу проверить найденную грудь на наличие раковой опухоли, однако публика, очевидно, хотела, чтобы разрабатывалась версия о людоедстве. Конечно, оторванная и съеденная грудь возбуждала общественность больше, чем удаленная хирургическим способом. Сложные сюжеты публика не приветствовала, во всяком случае пока.