Что бы это значило? Он изучил фотографии с места преступления в Сети – левая грудь у Селестины и правда отсутствовала, ни на одном снимке он ее не увидел, однако в этом диком l’affaire Arosteguy[38]дело шло о людоедстве, к тому же фотографий было совсем немного, поэтому странно, что кто-то мог задаться таким вопросом. Тем более Наоми. Неразговорчивый айфон Натана лежал на пластиковой столешнице с рисунком под дерево, рядом стояли белая тарелка с двумя пережаренными свиными отбивными, горсткой кукурузы, тремя дольками помидора и гофрированный бумажный стаканчик с яблочным соусом. Небольшой столовый нож со щербатой ручкой в серых разводах, появившихся после многочисленных моек в машине. Стеклянная миска с зеленым салатом. Он пришел в “Дилижанс” с некой смутной символической целью, но не сел в глубине ресторана, как тогда, в первый раз, с Ройфе, а расположился в передней части зала, у окон, чтоб наблюдать за неспешной жизнью улицы Спадина-роуд. С этой точки район Виллидж[39]действительно казался деревней или центром маленького двухэтажного городка где-нибудь в Индиане. Через дорогу – ресторанчик Edo-ko (японская сеть), кафе What A Bagel!, итальянский ресторан средней руки Primi и магазин One Hour MotoPhoto, никак не желавший примириться с тем, что на пленку давно уже никто не снимает. Натан ясно различал интерьер “Дилижанса”, еду на тарелке, улицу за окном, но сам он находился не здесь. Его реальность заместилась реальностью Наоми – ничего удивительного вообще-то, да и не в первый раз. Или просто ее нарратив оказался более захватывающим, чем его, и Чейз теперь – фигурантка в деле Наоми, а не Натана. Он, конечно, сам этому поспособствовал, посвятив Наоми в парижское прошлое Чейз. Но разве он мог этого не сделать? Она бы сделала то же самое для него. Натан не понимал, что означает пропажа левой груди Селестины Аростеги, но если сообщение действительно от Наоми, то она, конечно, поручит ему осторожно расспросить обо всем Чейз, и он, конечно, это сделает. Когда Натан приступил к еде, уже смеркалось. И чего он тут сидел?

Только он положил в рот кусочек отбивной, которая снова напомнила ему о первой встрече с Ройфе, как тут же материализовался и сам доктор, будто вызванный одним лишь усилием мысли. Доктор шел торопливо, сгорбившись, поправляя нелепую соломенную шляпу на голове (на этот раз не Tilley) – ее нужно было покрутить, чтоб села как надо, – взглядом упершись в асфальт, и только у дверей ресторана резко выпрямился, картинно развернулся и вошел. Натан как во сне наблюдал приближение Ройфе, продолжая есть, и вскоре понял, что доктор ищет его. Войдя, Ройфе сразу взял курс направо, сделал несколько шагов к своему любимому столику в глубине зала, щурясь в свете тусклых ламп – дешевой имитации экипажных фонарей, затем обернулся, тщательно просканировал зал сквозь большие искажающие лицо очки и наконец засек цель. Поскольку Натан занял столик на одного – и сиденье было одноместное, обитое тканью с зелено-розово-черным цветочным рисунком, как и остальные сиденья в кафе, – Ройфе пришлось пристроиться боком на диванчике, стоявшем у окна, и развернуться к Натану вполоборота. Наверняка Ройфе тоже вспомнил их первую встречу, подумал Натан, и сейчас отпустит какую-нибудь едкую шуточку по поводу того, что он ест, а то и пустится в пространные рассуждения о евреях, питающихся свининой, но доктор был серьезен и весьма взволнован.

– Чейз очень расстроена, – сказал он. – Ты, наверное, в курсе.

Прежде чем ответить, Натан дожевал. Однажды он видел, как Ройфе с трудом пережевывал свиные отбивные – похоже, ему мешала вставная челюсть. Теперь, когда вслед за Наоми и доктор стал изъясняться загадками, Натану показалось, что вставная челюсть слетает у него. Говорить было нелегко.

– Чейз? В курсе? Нет. А что случилось?

Ройфе снял шляпу, принялся ее теребить. Свет падал на доктора сзади, и его редеющая шевелюра выглядела совсем уж жалкой, легкой, как облако.

– Это все ее французский профессор. Аростеги. Не слышал? В интернете только о нем и пишут. Скоро и до газет дойдет.

– А что… с ним?

Натану стало как-то нехорошо. Не хочет он ничего слышать, любые новости, скорее всего, означают, что загадочно молчащая Наоми попала в беду, хоть Ройфе вряд ли заговорит о Наоми, он ведь не знает о ее существовании. Натан не рассказывал доктору о токийских событиях, о Наоми: он слишком активно стал бы интересоваться ее делами с Аростеги, может быть, находя в этом какое-то утешение.

Ройфе покачал головой: да, странно, мол, это все, необъяснимо.

– Его наконец нашли. Его тело.

Натан отложил вилку и нож.

– Тело? Что это значит?

Кондиционеры в ресторане не работали, и Ройфе принялся обмахиваться шляпой. Свет, пробивавшийся сквозь ее соломенные поля, мигал, и у Натана в конце концов разболелась голова.

– Он мертв. Вот что это значит. Где-то в центре Токио свалился прямо посреди дороги, на перекрестке. Видели, что из ушей у него кровь текла. По мне, так это кровоизлияние в мозг, хотя черт его знает.

– Но постойте, вы сказали: тело нашли. А его пришлось искать?

– То ли скорая его куда-то не туда отвезла, то ли полицейские забрали втихаря, чтобы сделать вскрытие, не сообщив об этом прессе. Что-то такое. Темная история, короче. Свидетелям сначала тоже велели помалкивать. Он же сбежал. И французские копы хотели заполучить его обратно. Может, дело в этом. В общем, ситуация щекотливая.

– Твою мать.

– А что? Ты его знал?

– Нет. Вы его знали.

– Ну, виделись пару раз. Серьезный был человек. С начинкой. Конечно, насчет Чейз я ему не доверял, но это потому, что я старенький папочка-параноик. Так, кстати, о Чейз. Она хочет тебя видеть. Хочу, говорит, чтобы он меня утешил. Уж не знаю, что это значит. Дело в этом профессоре, точно. Ай, даже думать об этом не желаю. К черту. Никогда не видел ее такой расстроенной. Отцу это тяжко.

Ройфе шляпой указал на отбивные.

– Но ты закончи сначала с этим. Она потерпит.

Натан отодвинул тарелку.

– Лучше пойду сразу. Где она?

– У себя в мастерской. Ты правда не хочешь доесть? Меня-то она все равно не пустит, я там персона нон грата, так что останусь, наверно, здесь.

Натан вылез из-за стола, постоял.

– Иди-иди, чего стоишь.

Ройфе взял тарелку и дрожащей рукой перенес к себе – на стойку, тянувшуюся вдоль окна.

– Само собой, жду подробного отчета. Для книги. Которую мы рано или поздно напишем. А еще скажи, чтоб мне принесли чистый нож и вилку, ладно?

Когда Натан вышел на улицу, Ройфе уже радостно обстригал отбивные по краям – там, где Натан надрезал и, конечно же, заразил мясо, поэтому доктор брезгливо насаживал отрезанные кусочки на вилку и перекладывал в масленку – изолировал. Натан прошел полквартала, пока не оказался вне поля зрения Ройфе, и тогда остановился перед магазином с громким названием “Универмаг Виллиджа – Галантерея / Поздравительные открытки”, чтоб открыть веб-браузер в айфоне. Надо же знать, к чему готовиться. Из старинной зеленой двери магазина хлынули гурьбой хохочущие школьницы с комиксами Archie и шоколадками Kit Kat Mini в руках, толкаясь, пробежали мимо Натана, а он уже смотрел в “Твиттере” мутные снимки Аростеги, лежавшего ничком на брусчатке узкой пешеходной улицы, запруженной людьми, в Акихабаре – Мекке электроники и компьютерных игр рядом с железнодорожной станцией Токио. Скульптурная, красиво вылепленная голова, широко открытые глаза, длинные растрепанные седые волосы, испачканные кровью, вытекшей из ушей Аростеги и запекшейся в расщелинах брусчатой мостовой. Съемка велась ночью, улицу освещали самые разные источники искусственного света, и цвета на фотографиях вышли сюрреалистичными, изображение – размытым, но Натан, кажется, разглядел на плече Аростеги, на куртке, частицы какого-то биологического материала – мозги? ткань внутреннего уха? – пропитанные кровью. Из-за плохого освещения и теснившихся на улице людей единственный видеоролик, найденный по запросу на YouTube, оказался еще более невнятным и сюрреалистичным. Снимали с рук, на ходу, Аростеги стоял спиной, а между ним и камерой – еще двое-трое покупателей, и снимали-то не его, а, кажется, неоновый вихрь над головами. Внизу кадра, вне фокуса, видно было, как из ушей Аростеги вырвался то ли дым, то ли мелкие брызги, словом, облака какой-то неприятной слизи, подсвеченные сзади, и в этот момент голова профессора дернулась, вышла из кадра, а оператор, видимо, оступился, камера резко поднялась к небу, и ролик закончился. Натан счел бы все это розыгрышем, если б сначала не посмотрел фотографии в “Твиттере”, не оставлявшие сомнений в том, что Аростеги действительно умер, и умер страшной смертью.