Максим покосился на нее, отметил полуобморочную бледность,капли мелкого пота на висках, и тяжело вздохнул.

– Ты зачем из машины вышла? – сердито спросилон. – Я же тебе сказал: пятнадцать минут – и вернусь!

Не отвечая, Алиса присела на корточки – с видимым трудом – ипоправила самый маленький цветок, наклонившийся надо мхом.

– Я уже приседать могу, – выдохнула она, задрав головуи глядя на него снизу вверх. – Не болит!

Он поднял ее со всей нежностью, на какую был способен, иедва удержался, чтобы не подхватить на руки.

– Я сама пойду! – Она предупреждающе выставила встороны локти.

– Сама, сама! Топай давай, инвалид.

Очень медленно, сильно прихрамывая, Алиса вышла из ограды ипобрела по дорожке к выходу с кладбища. Максим задержался на несколько секунд,глядя на фотографии мужчины и женщины, неуловимо похожих друг на друга –пухлых, рыжеволосых, улыбающихся ласковыми улыбками.

«Она вас наконец-то похоронила, – мысленно обратился онк ним. – Так что спите с миром. А я за ней присмотрю».

Он прикрыл калитку, догнал Алису, обнял ее и пошел рядом, тои дело оступаясь с узкой дорожки во влажную после дождя траву.

– Как нет билетов? – убитым голосом сказалаТатьяна. – Посмотрите еще, пожалуйста!

– Девушка, ну что я буду смотреть? – устало вопросилапожилая билетерша за окошечком. – Вот, пожалуйста, здесь всепоказано... – И она ткнула пальцем в экран, как будто Татьяне что-тоговорили суматошные квадратики, закрашенные в красные и зеленые цвета. –Видите, нет свободных мест? А, нет, подождите-ка...

Таня прижалась к окошечку, умоляя своего ангела-хранителясмилостивиться над ней и Матвеем и подарить два места – всего два, дорогойангел, это ведь такая малость! Пусть даже они будут в конце зала...

– Нету. Увы, девушка, ничем не могу помочь.

Таня кивнула головой. Так она и думала. Ей ничем не могутпомочь.

– Два в разных местах зала есть, – равнодушно поведалабилетерша. – Двух рядом нет.

– В разных местах? – встрепенулась Таня, к которойвдруг вернулась надежда. – А где?

– Партер, третий ряд, десятое место, и восьмой рядпятнадцатое место, – оттарабанили из-за стекла. – Будете брать?

– Буду!

Татьяна знала, что сидеть без нее Матвей не станет. Она исама не представляла, как же так: она сидит где-то сзади, а он – черезнесколько рядов от нее... Ничего, она с кем-нибудь поменяется, и они сядутрядом. Она что-нибудь придумает, будет убедительной и устроит своему сынунастоящий праздник. Он так мечтал попасть на «Золушку» еще раз...

– Простите, мне это неудобно. – Светловолосаяженщина, сидевшая рядом с девочкой лет шести, была вежлива, но непреклонна.

– Девушка, а меня вы уже спрашивали! – сердито встрялачья-то бабушка по соседству, хотя Татьяна и не пыталась обращаться к ней.

Таня кивнула, чувствуя себя виноватой за свой вопрос. На чтоона рассчитывала? Никто, придя на детский спектакль, не захочет смотреть егоотдельно от своего ребенка. Желающих поменяться не нашлось – ни в дальнем ряду,ни в ближнем.

«Добрые люди, добрые люди, будет ли чудо со мной, иль небудет? – усмехнулась про себя Татьяна, вспомнив песенку Золушки. –Нет, не будет. Никакого чуда не случится».

– Ты что, меня одного оставишь? – подозрительно спросилМатвей, когда она усадила его на место в третьем ряду.

– Я чуть подальше сижу, во-он там! – С фальшивойбодростью она махнула рукой назад. – Совсем недалеко. Ты уже большоймальчик, а большие мальчики могут без мам смотреть спектакль. Ты же неиспугаешься, правда?

Она произнесла последнюю фразу и сама себя отругала: зачем,зачем она ему это говорит? Зачем заранее настраивает сына на страх?

Но он насупился и помотал головой.

– Ну что ты, Матюша? – жалобно спросила Таня,наклоняясь и пытаясь заглянуть ему в глаза. – Матюш, ну ты же смотрел этотспектакль! Там нет ничего страшного, честное слово!

– Я не из-за страшного... Я из-за другого...

– А из-за чего?

Матвей хотел объяснить, что рядом с мамой все выглядит ивоспринимается иначе, и именно из-за этого чувства он так любит сидеть рядом сней в театре или в кино... Но не смог. Он сморщил нос и буркнул одним словом:

– Неиззачего. Просто так.

– А раз просто так, тогда нечего мне нервы трепать! –тут же вышла из себя Татьяна. – Радуйся тому, что я вообще смогла билетыдостать! Все, сиди тут, а я пошла на свое место!

– Смотри-ка, свет гасят, – вполголоса заметила сидящаявозле Матвея женщина своей дочери. – Третий звонок уже был, скороспектакль начнется.

– Иди, а то Золушку не увидишь, – примирительно сказалМатвей. – И Лесничего тоже.

Вместо ответа Татьяна провела рукой по его вихрастой макушкеи принялась протискиваться мимо детей и их родителей. Когда она разыскала своеместо, спектакль уже начался, и на нее недовольно зашикали.

«Господи... посадила одного... накричала на него... что я замать такая?!»

В полумраке зрительного зала она жадно высматривала обросшийзатылок сына, и тяжелая, давящая нежность стискивала сердце. Маленький, один, снервной, вечно ругающей его матерью, которая даже не смогла купить два билетана спектакль рядом... Против воли в голове всплыло воспоминание: покрасневшийДанила, подкидывающий мальчика, и замерший в воздухе Матвей, хохочущий во всегорло. И как Прохоров приехал к ней, когда все закончилось, и рассказал о том,что теперь они с Алешкой могут жить спокойно, никого не боясь, и повторил теслова, которые она не захотела услышать и принять всерьез в их предыдущемразговоре. Теперь они эхом отдавались у нее в ушах. «Я хочу, чтобы ты вышла заменя замуж. Я люблю тебя, Танюша».

«А что, если...» Но она отогнала предательскую мысль. «Чудесне бывает, вот что я вам скажу. Никаких чудес не бывает. Мы не будем жить долгои счастливо. Я не выйду за него замуж. То, что так началось, не можетзакончиться хорошо!»

«А что, если...» Лицо Данилы, смотревшего на нее с сумрачнойтоской, с какой-то неутолимой жаждой, заслонило танцующую на сцене Золушку. «Онмог бы сделать вас счастливыми. Ты могла бы сделать его счастливым...» – шепнулчей-то тихий голос – чужой, не ее собственный.

– Нет!

Кажется, она сказала это вслух, потому что с соседнегокресла на нее удивленно покосились. Таня постаралась взять себя в руки.

«Нет! – про себя возразила она искушающемуголосу. – Или ты думаешь, что я не знаю, чем все закончится?! Онпобалуется нами, как игрушками, а затем выбросит! Я не хочу... не могу.... Ябоюсь!!!»