– Артиллерия готова к бою, – ответил Жоан. – Вы думаете, что нам придется сражаться?

– Если появится парус корабля, с которым нужно будет это сделать, даже не сомневайся.

В голубых глазах Торрента светилось нечто, что Жоан не мог определить, но он выдержал взгляд офицера, дождавшись приглашения следовать за ним. Торрент прошел несколько шагов и облокотился на перила в углу палубы – там, где моряки не могли их слышать. Он смотрел в море.

– Я завидую тебе, – сказал он, когда Жоан встал рядом с ним. Книготорговец молчал, ожидая, когда офицер продолжит разговор. – Я завидую тому, что у тебя такая жена… И не только потому, что она прекрасная женщина, а потому, что ты настолько любишь, что готов пожертвовать жизнью ради нее. И потому еще, что эти чувства, как мне кажется, взаимны.

– Да, мне очень повезло, – признался Жоан.

– Я завидую тебе, потому что ты можешь находиться рядом с ней каждый день и каждую ночь. Вы можете наслаждаться друг другом. И я знаю, что ты этого заслуживаешь. Ты страдал, твоя жизнь была нелегкой, и тебе пришлось приложить немало усилий, чтобы изменить ее.

Жоан молчал.

– Моя жизнь также была непростой. Мой отец погиб, защищая Барселону во время гражданской войны. Как ты знаешь, именно Виламари в 1472 году блокировал своим флотом порт Барселоны, лишив осажденный город единственной возможности получать провизию. Нужда была чудовищной, и я видел, как надрывалась моя мать, превратившись в скелет, обтянутый кожей, как она пыталась хоть как-то прокормить семью. Я видел, как умерли от истощения двое моих братьев, и, когда город сдался, не в состоянии более выдерживать голод, я побежал в порт, где стояли на якоре победоносные и прекрасно обеспеченные суда Виламари. Там стояли очереди из мужчин, которые хотели завербоваться на галеру даже в качестве гребцов, лишь бы получить питание, и я встал в одну из них.

Через некоторое время мне позволили подняться на капитанскую галеру, и я оказался перед Виламари. Я сказал ему, что мне четырнадцать лет и что хотел бы завербоваться на его галеру в любом качестве, а когда он спросил меня почему, я искренне ответил: для того чтобы накормить мать и сестру, которые были еще живы.

На самом деле мне не было еще и тринадцати, и, хотя я был высок для своих лет, но очень худ, адмирал, конечно, догадался, что его пытаются обмануть. Он приказал, чтобы меня накормили, и, как только я наелся, спросил, хочу ли я все еще завербоваться на галеру. Я ответил ему, что да, и он велел принять меня, притворившись, будто верит тому, что мне уже четырнадцать. Он также приказал выдать мне деньги и провизию с учетом моей будущей двухлетней службы юнгой, и, взяв все это, я побежал домой, чтобы моя мать и сестра могли поесть. Перед отбытием флота, прощаясь с ними, я испытывал невероятную боль, хотя в то же время и огромное облегчение, потому что знал: хотя бы некоторое время они не будут голодать. Больше я никогда их не видел. Когда через несколько лет я вернулся в Барселону, наш дом был разрушен, и соседи рассказали мне, что мои близкие умерли. Я даже не знаю, где они похоронены.

У меня не было семьи, но я нашел ее здесь, на галере, в том месте, которое для многих является худшим в мире. Адмирал сначала определил меня в собственное услужение, хотя на самом деле я больше нуждался в помощи сам, чем мог ее оказать. Тем не менее я быстро рос и вскоре стал больше склоняться к ремеслу воина-оружейника, чем мореплавателя. Виламари обеспечил мне самое лучшее военное образование, и в двадцать лет я уже был штурмовым офицером на его галере. С тех пор прошло восемнадцать лет. И хотя я весь покрыт шрамами, все еще жив.

Пера Торрент надолго замолчал, устремив взгляд на море. Жоан тоже молчал, ожидая, когда тот продолжит повествование. Он не знал, что сказать.

– Моя жизнь прошла на галере, и я вырос с Виламари. Адмирал иногда ведет себя отстраненно, но он практически был мне как отец, и рядом с ним я участвовал в сражениях по всему Средиземноморью. Однако подобный образ жизни не позволяет мне познакомиться с женщиной, о которой я мечтаю, – только с теми, которых мы брали силой в качестве военного трофея или портовыми шлюхами. Отношения, которые у меня завязывались с женщинами, возникали лишь по той простой причине, что им нужны были мои деньги: они притворялись, что любят меня, а на самом деле принадлежали другим мужчинам. Не раз я влюблялся в них, когда мы длительное время стояли в порту. Это были грустные истории, которые закончились несколькими заколотыми мною сводниками, так и не сумевшими излечиться от сифилиса. Поэтому я завидую тебе, Жоан. Ты любишь и любим. Тебе доступна та любовь, о которой я знаю лишь по книгам.

– Но почему же вы не оставите службу, не обоснуетесь на твердой земле и не найдете себе супругу? – спросил Жоан. – За двадцать шесть лет службы на галерах вы наверняка накопили достаточный капитал, который позволит вам жить без забот.

– Где? На суше я чужак.

– Приезжайте в Рим. Купите там дом. Мы многих знаем, и, если у вас возникнет желание продолжить военную карьеру, вы всегда сможете поступить на службу к Папе…

Голубые глаза офицера засветились, когда он улыбнулся.

– Спасибо, Жоан, – сказал он. – Я подумаю об этом. Мне будет нелегко оставить Виламари, тем не менее я приму это к сведению. Немолод я уже для подобного занятия.

Он собрался уходить, но книготорговец придержал его за локоть. Офицер удивленно посмотрел на Жоана.

– Вы позволили мне выиграть нашу дуэль? – спросил Жоан, тщательно подбирая слова.

Пера Торрент рассмеялся.

– Тебя все еще беспокоит это? – спросил он. – Да какая разница? Забудь ты об этом, много воды утекло с тех пор. Я только и помню, что победил ты.

Несмотря на то что ветер был благоприятным, флотилия продолжала движение к северу, попеременно давая отдых носовым и кормовым гребцам: в то время как одни гребли, другие не работали веслами. Адмирал Виламари желал дойти до порта Пизы, прежде чем наступят сумерки, и хотел запастись дополнительным временем на случай какой-либо незапланированной или нежелательной встречи. Небо затягивалось облаками. На море, спокойствием которого они наслаждались ночью и на рассвете, что позволило Никколо прийти в себя от морской болезни, началось волнение. Волны бились в нос судна и осложняли греблю. Они продолжили идти на север параллельно лесистому и скалистому тосканскому берегу с песчаными бухточками.

– Эти воды очень близки к владениям Генуи, Монако и Провенцы. Рим уже далеко, – сообщил Генис. – Наши дозорные не ослабляют бдительности. Корабли неприятеля могут появиться в любой момент. Когда мы их увидим, адмирал решит, стоит ли обращать на них внимание.

– Ты имеешь в виду их захват? – спросил Жоан. Он жаждал информации. – Я думал, что его миссия заключается в том, чтобы доставить нас в Пизу и блокировать флорентийский берег.

Генис Солсона рассмеялся.

– Ты думаешь, что старик настолько изменился за последние два года? Если попадется достойная внимания добыча, мы вступим в бой. Даже если эта добыча оскалит зубы.