Ренарин покраснел и потупился. Адолин вскинул голову. Он снова отвел руку в сторону и сделал шаг к Садеасу.

— Адолин! — резко бросил отец. — Я сам разберусь!

Юноша взглянул на него синими глазами, полыхающими от ненависти, но клинок призывать не стал.

Далинар перевел все внимание на Садеаса и очень спокойно и многозначительно проговорил:

— Садеас, безусловно, мне показалось, что ты только что в откры­тую — и при короле — назвал моего сына бесполезным. Конечно, ты бы такого не сказал, ибо подобное оскорбление потребовало бы от меня призвать свой клинок и пустить тебе кровь. Договор Отмщения разлетелся бы на осколки. Два главнейших союзника короля убили бы друг друга. Безусловно, ты не поступил бы так глупо. Полагаю, я просто ослышался.

Все стихло. Садеас колебался. Он не отступил и смотрел Далинару прямо в глаза. Но все-таки колебался.

— Возможно, — медленно произнес Садеас, — ты и впрямь услышал не те слова. Я бы не оскорбил твоего сына. Это было бы с моей стороны не очень... мудро.

Между двумя великими князьями, вперившими друг в друга взгляды, словно пробежала искра понимания, и Далинар кивнул. Садеас сделал то же самое — коротко дернул головой. Они бы не позволили своей взаимной ненависти превратиться в опасность для короля. Колкости — это одно, а оскорбление, за которым следует дуэль, — совсем другое. Так рисковать нельзя.

— Ну что ж... — проговорил Элокар.

Король позволял своим великим князьям сражаться и отстаивать свое положение и влияние. Он верил, что от этого они лишь крепнут, и мало кто с этим спорил. Таков был общепринятый способ правления. И Далинар все больше и больше считал его неверным.

«Объедини их...»

— Думаю, на этом можно остановиться, — закончил Элокар.

Стоявший чуть в стороне Адолин выглядел недовольным, как будто в самом деле надеялся, что отец призовет свой клинок и вступит в бой с Садеасом. Далинар и сам чувствовал, как бежит по жилам разгоряченная кровь, как искушает его Азарт, но сумел все это подавить. Нет. Не здесь. Не сейчас. Пока они нужны Элокару — нельзя.

— Ваше величество, можно и остановиться, — сказал Садеас. — Хотя я рискну предположить, что этот разговор между Далинаром и мной будет продолжен. По крайней мере, до тех пор, пока он опять не научится вести себя как подобает мужчине.

— Садеас, ни слова больше, — предупредил Элокар.

— Ни слова больше? — уточнил новый голос. — Сдается мне, все бы порадовались, не скажи Садеас больше ни слова.

Шут протолкался через толпу придворных, держа в руках чашу с вином; на поясе у него болтался серебряный меч.

— Шут! — воскликнул Элокар. — Как ты здесь оказался?

— Ваше величество, я догнал отряд непосредственно перед битвой. — Шут поклонился. — Хотел с вами поговорить, но ущельный демон успел первым. Я так понял, ваша с ним беседа получилась весьма бурной.

— Но тогда получается, что ты прибыл много часов назад! Что ты делал до сих пор? Как я мог тебя раньше не заметить?

— У меня были... дела. Но я бы не пропустил охоту — не мог лишить вас себя.

— Я пока что неплохо справляюсь.

— Да, но все же вам не хватает остроты, — заметил Шут.

Далинар присмотрелся к человеку в черном. Что же творилось в голове у Шута? Он, безусловно, был умен. Но все-таки позволял себе слишком вольные речи, как уже продемонстрировал в случае с Ренарином. Что-то странное было в его поведении, и Далинар никак не мог понять, что именно.

— Светлорд Садеас, — проговорил Шут, глотнув вина, — мне ужасно жаль тебя здесь видеть.

— А я-то думал, — сухо ответил князь, — что ты обрадуешься. Я ведь постоянно снабжаю тебя поводами для развлечения.

— Это, к несчастью, правда.

— К несчастью?

— Да. Понимаешь, Садеас, с тобой все слишком просто. Необразованный полоумный мальчик-слуга с похмелья и тот сможет насмехаться над таким, как ты. Мне же и напрягаться не надо, и потому сама твоя природа есть насмешка над моими насмешками. Вот так и получается, что из-за твоей безупречной глупости я выгляжу неумехой.

— Элокар, честное слово, — возмутился Садеас, — нам в самом деле надо терпеть это... существо?

— Он мне нравится, — ответил король с улыбкой. — Он меня веселит.

— За счет ваших верных подданных.

— Какой еще счет? — вмешался Шут. — Садеас, я не припомню, чтобы получал от тебя хоть сферу. Впрочем, нет, и не предлагай. Я не могу взять твои деньги, потому что знаю, скольким тебе приходится платить, чтобы получить от них желаемое.

Садеас вспыхнул, но сдержал гнев:

— Шутка про шлюх? На большее ты не способен?

Шут пожал плечами:

— Светлорд Садеас, я всего лишь говорю правду. У каждого человека свое предназначение. Я нужен, чтобы надругаться над тобой. Ты — чтобы надругаться над шлюхой.

Князь остолбенел, а потом его лицо побагровело.

— Ты дурак.

— Если «шут» и «дурак» теперь означают одно и то же, не завидую я людям. Садеас, вот что я тебе предложу. Если сумеешь открыть рот и сказать что-нибудь несмешное, то я оставлю тебя в покое до конца недели.

— Ну, думаю, это будет нетрудно.

— И ты тут же потерпел неудачу. — Шут вздохнул. — Потому что употребил слово «думаю», а я не могу вообразить ничего более смешного, чем саму мысль о том, что ты способен думать. А что скажет юный принц Ренарин? Твой отец пожелал, чтобы я тебя оставил в покое. Сумеешь открыть рот и сказать что-нибудь несмешное?­

Все взгляды обратились на Ренарина. Тот медлил, от смущения широко распахнув глаза. Далинар напрягся.

— Что-нибудь несмешное, — медленно проговорил юноша.

Шут рассмеялся:

— Да, полагаю, этого мне хватит. Очень умно. Если светлорд Садеас потеряет самообладание и наконец-то прикончит меня, возможно, ты мог бы занять место королевского остряка. У тебя, похоже, нужный склад ума.

Ренарин воспрянул духом, а Садеас еще сильнее помрачнел. Далинар наблюдал за великим князем: рука Садеаса потянулась к мечу. Не осколочному клинку, поскольку у него такового не было. Но он все же носил на боку обычный меч светлоглазых. Оружие вполне смертоносное; Далинар неоднократно сражался бок о бок с Са­деасом и знал, что тот мастерски фехтует.

Шут шагнул вперед.

— Ну так что, Садеас? — негромко спросил он. — Окажешь Алеткару услугу, избавив его от нас обоих?

Закон позволял убить королевского шута. Но, поступив так, Садеас утратил бы титул и земли. Большинство считало обмен неравноценным. Разумеется, убийство шута, в котором нельзя было никого обвинить, — совсем другое дело.