Положение клиентов постепенно улучшалось. Вначале они жили в доме господина и вместе обрабатывали общее поле. Затем каждому из них выделили отдельный участок земли. Клиент, вероятно, почувствовал себя более счастливым. Он все еще работал на своего господина; земля еще не принадлежала ему; скорее, он принадлежал земле. Тем не менее он долгие годы возделывал ее, и он любил эту землю. Между землей и клиентом установилась связь, не та связь, которую религия установила между собственностью и собственником, а другая, которую труд и даже страдания могут установить между человеком, отдающим свои силы земле, и землей, отдающей человеку свои плоды.

Затем новое улучшение. Клиент возделывает землю уже не для господина, а для себя. Работая на условиях выплаты арендной платы, размер которой вначале, возможно, изменялся, но затем стал фиксированным, клиент стал пользоваться плодами своего труда. Его тяжелый труд стал до некоторой степени вознаграждаться, и он почувствовал себя более свободным и независимым. По словам римского историка Феста, patres выделяли участки земли приписанным (клиентам), словно те были их собственными детьми. Обратимся к Одиссее. Одиссей говорит Эвмею и Филетию: «Вам обоим я дам спутницу брачного ложа, именье. Вам отпущу и дома по соседству с собою». Клиент не имел права жениться без согласия господина, поэтому господин выбирал ему подругу, «спутницу брачного ложа».

Но этот участок земли, где теперь протекала его жизнь, где сосредоточились все его усилия, приносящие удовольствие, еще не был его собственностью, поскольку клиент не имел тех священных прав, которые позволяли ему стать собственником земли. Занятый им участок ограничивали священные межевые знаки бога Терма, которые некогда установила семья его господина. Эти неприкосновенные священные границы свидетельствовали о том, что поле связано с семьей господина священными узами и никогда не сможет стать собственностью освобожденного клиента. В Риме поле и дом с очагом, который занимал villicus (вилик – управляющий имением) – клиент патрона, охранял Lar familiaris (домашний лар), но он принадлежал не земледельцу, а его господину. Это одновременно устанавливало право на собственность патрона и религиозную подчиненность клиента, который до тех пор, пока принадлежал патрону, продолжал соблюдать его культ.

Клиент, получивший землю в свое владение, страдал оттого, что не мог быть собственником земли и стремился стать им. Он хотел во что бы то ни стало избавиться от тех священных границ, делавших его поле, которое, казалось, должно было принадлежать ему по праву, вечной собственностью бывшего господина.

Мы точно знаем, что в Греции клиенты добились поставленной цели, но нам неизвестно, какими средствами.

Мы можем только предполагать, сколько потребовалось для этого времени и усилий. Возможно, те же социальные перемены, имевшие место в древности, произошли в средневековой Европе, когда рабы в сельской местности сделались крепостными с выделенными им участками земли, с произвольно назначаемыми им размерами оброка, затем крепостными, выплачивающими фиксированный оброк, и, наконец, крестьянами-собственниками.

Подобного рода переворот оставил четкий след в истории Афин. Ниспровержение царской власти привело к возрождению родового строя; семьи вернулись к обособленной жизни, и каждая семья приступила к образованию маленького государства во главе с эвпатридом и множеством клиентов в качестве подданных. Судя по всему, эти перемены привели к тяжелым последствиям, поскольку население Афин сохранило об этом периоде неприятные воспоминания. Народ чувствовал себя настолько несчастным, что предшествующий период казался чуть ли не золотым веком. Люди с сожалением вспоминали своих царей, начали выдумывать, что при монархии они были счастливы и свободны, обладали равными правами, и только после того, как свергли царей, появилось неравенство и начались страдания.

Люди частенько предаются подобного рода иллюзиям. Народное предание отнесло появление неравенства к тому времени, когда люди почувствовали к нему ненависть. Клиентела, один из видов рабства, была таким же древним институтом, как и семья, но ее отнесли к той эпохе, когда люди впервые ощутили бремя и поняли несправедливость этого института. Можно с уверенностью сказать, что эвпатриды установили суровые законы клиентелы не в VII веке. Они их всего лишь сохранили, и вина их только в этом. Они сохраняли эти законы до тех пор, пока народ принимал их безропотно, и соблюдали их вопреки желанию народа. Эвпатриды этой эпохи были, возможно, более мягкими господами, чем их предки, тем не менее их ненавидели гораздо сильнее.

Похоже, что при господстве этой аристократии улучшились условия существования низшего класса, поскольку именно тогда он получил во владение участки земли на условии выплаты натуральной арендной платы, составлявшей одну шестую часть урожая. Таким образом, эти люди стали почти свободными; имея свой дом, выйдя из-под надзора господина, они смогли свободнее дышать и работать ради собственной выгоды.

Тем не менее эти люди, по мере того как улучшались условия их жизни, все острее чувствовали неравенство. Такова человеческая натура! Их мало беспокоило, что они не являлись гражданами и не имели права участвовать в управлении городом, а вот то, что они не могут стать собственниками земли, на которой рождались и умирали, задевало их значительно сильнее. Добавим к этому, что их вполне терпимому положению недоставало надежности, поскольку хотя они и были владельцами земли, но не было никакого закона, который бы официально подтверждал их право на эту землю и, как следствие, на независимость. У Плутарха мы находим, что бывший патрон мог предъявить права на бывшего слугу, если не была уплачена годовая арендная плата, или по какой-то другой причине, и этот человек мог снова попасть в положение сродни рабству.

Таким образом, на протяжении четырех или пяти поколений в Аттике решались серьезные проблемы. Вряд ли люди из низших классов могли оставаться в том неустойчивом и неопределенном положении, в котором они оказались благодаря незаметным переменам. Должно было произойти одно из двух: либо низшие классы, утратив это положение, должны были вновь связать себя с ненавистной клиентелой, либо, двигаясь вперед, окончательно освободиться и перейти в разряд землевладельцев и свободных людей.

Можно представить, сколько было предпринято усилий со стороны земледельцев, бывших клиентов, и какое было оказано сопротивление со стороны собственников, бывших патронов. Это не было гражданской войной, поэтому-то в афинских летописях нет упоминаний о борьбе. Это была внутренняя война, которая шла в каждом селении, в каждом доме; война наследственная, от отца к сыну.

Эта борьба в разных частях Аттики, похоже, имела разный исход в зависимости от качества почвы. На равнине, где у эвпатридов были основные владения и где они сами постоянно находились, их власть над небольшой группой слуг, которые всегда были у них на глазах, сохранилась практически в полной неприкосновенности; таким образом, жители равнин – педиеи – показали себя приверженцами прежнего строя. Но диакрии – те, кто тяжким трудом обрабатывал землю в гористой местности вдали от своих господ, больше привыкшие к независимой жизни, более выносливые и смелые, затаили в сердце жгучую ненависть к эвпатридам и приняли твердое решение добиться свободы. Этих людей особенно возмущало то, что на их полях остались «священные границы», и они считали, что «их земля находится в рабстве». Что касается жителей приморской области, паралиев, то их не особенно привлекала возможность стать собственниками земли; у них было море, а значит, возможность завязывать отношения и торговые связи. Некоторые из них разбогатели и стали почти свободными, а потому не разделяли жгучих желаний диакриев и не испытывали особой ненависти к эвпатридам. В то же время у них не было бессильной покорности педиеев; они требовали более стабильного положения и гарантированных прав.