Я один раз улыбнулась, один раз нахмурилась, в третий раз не обратила на нее внимания, вернулась на свое место с бутылочкой обычной газированной воды, немного отпила и продолжила созерцать море.

Сходя с парома в Мокхпо на чуть подкашивавшихся после морской качки ногах, Байрон какое-то время выглядела озадаченной, но затем тряхнула головой и быстро вышла в город, не сверившись с картой.

Я проследила за ней до вокзала. Она несколько раз видела меня, но поскольку каждый раз был первым разом, не придавала этому значения. Байрон купила три билета до трех разных пунктов, села в первый поезд, потом выскочила, когда двери уже закрывались. Я поспешно выбежала вслед за ней, она меня заметила, я полностью спалилась, но опять же, волноваться не о чем – она меня забудет.

Она села во второй поезд, не экспресс, который медленно полз по плоской равнине, перемежаемой невысокими, идеально скругленными холмами, в сторону Тэгу. Я сидела неподалеку от нее, обнаружила, что мое кресло крутится на сто восемьдесят градусов, хихикнула от подобного открытия, но скоро заскучала. В Тэгу она сняла номер в мотеле, а я заселилась в соседний номер, и тем же вечером, когда она отправилась на поиски чего-нибудь съестного, проникла к ней и тщательно обследовала все ее вещи, а именно:

• Пять пар брюк, черных

• Семь пар носков, серых

• Два лифчика, черных

• Две блузки, одна белая, другая серая, льняная и хлопчатобумажная

• Две пары джинсов, синих

• Три паспорта – британский, французский и канадский на разные фамилии

• Один боевой нож, керамический

• Одна зубная щетка

• Один тюбик зубной пасты

• Один пузырек глазных капель

• Одна пара очков для чтения из гибкого металла, сильная линза слева, чуть более слабая – справа, показывавшие два разных мира, когда я в них поглядела

• Один путеводитель по Корее

• Один экземпляр международного издания газеты «Ди Вельт» пятидневной давности

• Один пузырек со снотворным, неоткрытый

• Один ноутбук, защищенный паролем

Крышка ноутбука была «опечатана» волоском, смоченным и приклеенным слюной. Я аккуратно отклеила его, открыла заднюю панель ноутбука, вставила внутрь крохотную флэшку, купленную у дилера в Сеуле. Потом поставила крышку на место, лизнула волосок, прикрепила его на прежнее место и сфотографировала все вокруг.

Я так и не нашла ни токийскую флэшку, ни салфетку, на которой мы зафиксировали наш договор.

Сидя в кафе напротив собора Кёсан, низкого здания красного кирпича со сводчатыми арками, я пила дешевый кофе и грызла жесткие, хрустящие хрящами куриные ножки, поданные в пластиковом пакете, после чего снова связалась с Byron14.

Я отключилась.

* * *

Я искала в Тэгу какой-нибудь интересный спектакль, но лучшее, что мне попалось, – это постановка «Турандот» в городском оперном театре. Публика в партере сидела в шелках и черных галстуках, партию китайской принцессы играла албанка, персидского принца – кореец, а отчаявшейся женщины, умирающей во имя любви – аргентинка. Когда Лиу заколола себя насмерть ради мужчины, желавшего жениться на принцессе, которая истязала ее, женщина в третьем ряду завизжала от ужаса, и мне стало интересно, какая же личная трагедия вызвала у нее столь бурную реакцию на дрянной сюжет. По окончании каждого акта исполнители главных партий выходили к рампе на поклоны, а когда опустился занавес, сопрано держали в руках букеты цветов, передаваемые им рабочим сцены, а публика аплодировала стоя.

Мне удалось лишь десять минут поговорить с пожилой женщиной, в совершенстве владевшей английским. Как она мне сообщила, она выучила его, работая секретаршей у американского генерала, оставшегося в Корее после гражданской войны.

– Тогда мы хотели лишь одного – единства, – вздохнула она. – Теперь же люди не считают, что мы один народ с нашими северными братьями, не говоря уже об одной и той же стране. Мы все говорим, что тот режим падет, но когда это случится, кто сможет поручиться, что северокорейцы не поднимут мятеж и не перебьют нас всех? Возможно, лучше всего – это нынешнее положение вещей.

– А вы в это верите?

Она скривила губы, вытянув маленькую, птичью шею, размышляя над моим вопросом.

– По-моему, тут все сложно. Я не знаю никого, кроме генералов и премьер-министров, кто пытается решить проблемы людей с помощью чисел. Думаю, математика неприменима к тому, что война делает с людьми.

Мне хотелось еще ее поспрашивать, но тут прозвенел звонок, и закончился антракт, а в самом финале оперы, когда принц поцеловал принцессу, я отвернулась, не в силах это вынести.

Проснувшись утром, я обнаружила, что Байрон исчезла. В гостинице ей такси не вызывали, там понятия не имели, куда она направилась, и находиться она могла где угодно. Я поймала такси до вокзала, отчаянно ее там выискивала, но не нашла, отругала себя за самоуверенность, что могу ее вычислить, зашла в ближайшее интернет-кафе, включила ноутбук и принялась ждать.

Ожидание длилось четыре с половиной часа, и когда, наконец, Байрон появилась в онлайне, я рассмеялась от облегчения. Маячку, который я засадила в железо ее компьютера, понадобилось время, чтобы точно определить ее местоположение. Карта ровно наплывала, увеличиваясь в масштабе, и наконец-то Байрон обнаружилась в гостинице в Кёнджу. Когда я добралась до той гостиницы, ее там не оказалось, и я не знала, где она, но стянула у стойки портье универсальный ключ и пробралась к ней в номер. Там все было, как надо: носки сложены, блузка сушится у раковины, телевизор выключен, одинокий матрас расстелен на деревянном полу, спальный мешок раскрыт и готов к использованию. Ее ноутбук я найти не смогла, но, сверившись со своим, засекла Байрон в кафе в нескольких улицах от себя. Я отправилась туда и наблюдала, как она одной рукой ест пельмени, а все ее внимание приковано к дисплею и работе. Моя флэшка располагалась сбоку ноутбука, данные копировались, передавались, обрабатывались. Этого было достаточно – пока достаточно.