Хей предпочитал относиться к доктрине открытых дверей как к признанному факту. Она послужила правовым фундаментом будущей американской политики на Дальнем Востоке, и на нее в Вашингтоне регулярно ссылались до 1941 г. Документ 1899 г. был направлен лишь на утверждение равных прав в международной торговле, но, как утверждалось спустя год, недвусмысленно подчеркнул целостность Китая.

Четыре года военных поражений, финансовые бедствия и территориальные потери привели Китай на грань гибели. Многие патриоты присоединились к революционерам или радикальному Южному обществу по изучению проблемы национального восстановления. Наиболее красноречивым консервативным деятелем был провинциальный наместник Чан Читун, чья убедительно написанная и широко читаемая брошюра «Единственная надежда Китая» призывала к заимствованию иностранных идей модернизации, в то же время способствуя укреплению конфуцианства и монархии — это была альтернатива скатыванию до положения Индии и Бирмы. В Пекине Вэн, наставник императора, организовал императорскую аудиенцию Кан Ювэю, представителю молодых мандаринов и лидеру послевоенного движения за реформы.[279] Кан предложил коренные меры, даже ликвидацию шести старых департаментов и замену их новым комитетом из 12 лиц. Спустя пять месяцев, 11 июня 1898 г., в то время как европейская агрессия достигла своего апогея, император издал рескрипт, в котором он потребовал, чтобы «Китай внедрил у себя… западные науки». Он подчеркнул: «Западные люди превосходят нас, и они отличаются мудростью. Они добиваются богатства, комфорта и долголетия благодаря своей системе правления».[280] В период 24 июня — 9 сентября прошла целая лавина эдиктов о реформах, составленных группой Кан Ювэя, но опубликованных с императорской печатью и вывешенных на желтой бумаге в зале каждого судебного ямэня («ямэни» располагались во всех уездных городах, являясь низшей ступенью централизованного императорского управления. — Пер.).

Пять из этих эдиктов были направлены против старой системы учености. Они отменили экзаменационные сочинения, поощряли изучение экономики и естественных наук, в них власти обещали открыть университет. Армия должна была быть организована по европейскому образцу, лишние храмы — секуляризованы. Когда чиновники департамента обрядов, высшие конфуцианские священнослужители, выступили с протестом, они были уволены со своих должностей. Сентябрьские декреты имели весьма далеко идущие цели: два из них ликвидировали те министерства и губернаторства, которые являлись синекурами, другие учредили департамент горной промышленности, железных дорог и торговли. Торжественно открывая новую эру, сам император обещал совершить путешествие по железной дороге.

Гуансюй подражал Японии, но проводил реформы форсированными темпами — пытаясь сделать за 100 дней то, на что у императора Мэйдзи ушло 30 лет. Евнухи и придворные, ученые и бюрократия должны были как слой самоликвидироваться, подобно самураям. Однако их лояльность не выдержала испытания. Консервативные классы, как китайские, так и маньчжурские, читали эдикты, испытывая опасения. Широкие массы не понимали их. Даже Кан Ювэй согласился с тем, что, когда его кодекс вступит в силу, будут преобладать «варварские» методы и Китай больше не будет китайским.

Старое руководство оказывало сопротивление реформам. Было бы необходимо смести с должности Цзун Лу, командующего стотысячной бэйянской армией и верного приверженца Цыси. Юань Шикай, заявивший о своей полной поддержке трона, получил приказ убить его в Тяньцзине. После Цыси следовало заключить в тюрьму на острове на территории дворца. Однако Юань предал заговорщиков и сопроводил Цзун Лу в Пекин. Цыси действовала с быстротой и решительностью, которые не изменяли ей в критические моменты. В пять часов тридцать минут утром 22 сентября император был схвачен на совещании Совета и посажен под домашний арест, который продолжался всю его жизнь. Несомненно, он вскоре «поднялся бы на небо на спине дракона», но протесты иностранных государств и угроза восстания в южных провинциях спасли ему жизнь. До конца своих дней Гуансюй, простивший других врагов, относился к Юань Шикаю как к Иуде императорского двора. В частичное оправдание предательства Юань Шикая следует отметить, что Юань командовал слишком малыми силами, чтобы бросить вызов бэйянской армии, и что он был названым братом Цзун Лу.

По «просьбе» Гуансюя шестидесятичетырехлетняя вдовствующая императрица Цыси в третий раз установила свою деспотическую власть. Прежде всего нужно было истребить реформаторов. Ей не удалось схватить Кан Ювэя и «поджарить живым южного еретика». Он ускользнул на борту английского крейсера и нашел убежище в Гонконге. 16 его соучастников были арестованы, и 6 из них — казнены за измену. Вэн, императорский наставник, с позором ушел в отставку и удалился в родную деревню. 26 сентября реформаторские эдикты были отменены.

Традиционные убеждения и взгляды вновь стали господствующими при маньчжурском дворе. Последовала война реакции в провинциях, направленная особенно против новообращенных христиан. Они были обвинены, не совсем несправедливо, в том, что являлись авангардом империализма, и особенно в том, что они требовали ограничения китайского правосудия, поддерживали экстерриториальность. Христианским епископам даровали ранг наместников и миссионерам — ранг судей, при условии, что они прекратят вмешиваться в дела судов.

Не только в недавно аннексированных районах западная технология разрушала аборигенное ремесленное производство. Во всем государстве крестьяне, выращивавшие зерновые культуры, подрабатывали ремесленным трудом, но их продукция не выдерживала конкуренции со стороны импортных изделий фабричного производства. Экономический империализм осуществлял экспансию с каждой базы в колониях. Развивались банки, железнодорожная сеть, горная и фабричная промышленность. Толпы китайцев, лишавшихся средств к существованию, повели себя как луддиты («ломатели машин») в начале промышленной революции в Англии.

В январе 1898 г. солнечное затмение встревожило придворных прорицателей. В последовавшем году шесть провинций были поражены голодом, Желтая река преодолела дамбы и затопила сотни деревень, тучи саранчи пожирали просо и пшеницу. Во всех пострадавших регионах голодающие крестьяне занялись бандитизмом. Иностранные хозяева Шаньдуна обвинялись в том, что относились к китайским ученым как к жителям Папуа в архипелаге Бисмарка. Волнения, распространившиеся вдоль Шаньдунской железной дороги, были жестоко подавлены немецкими войсками, причем практиковался захват заложников. В договорных портах новые концессионные районы перешли под прямой контроль европейцев. Представители Британских объединенных торговых палат, совершавшие поездку по стране в 1899 г., признали, что Китай во многом развивался в неправильном направлении: «Мы воспользовались бессилием Китая… Он стал недоверчивым». Однако Англия была слишком занята в Южной Африке, чтобы остановить катастрофу в Китае. Как и перед 1850 г., недовольство было достаточно сильным, чтобы создать угрозу правлению Цинов. Однако теперь двор увидел средство отвлечь ненависть на иностранцев под лозунгами «Оберегайте династию!», «Уничтожайте заморских дьяволов!».[281]