От желания запустить в белобрысую голову стаканчиком спасла только воцарившаяся в зале тишина. Я подняла глаза на табло и увидела имя: «Кармина Ардерли». Блондинка вспорхнула с дивана и направилась к дверям, даже не оглянувшись, а я допила воду и смяла пластик в руке так, что края впились в ладонь. Имя ей шло, как наблу крылья. Да чтоб тебе провалиться сквозь сцену и застрять по самые уши!

Развернувшись, шваркнула пластик в урну и замерла под перехлестьем взглядов: на меня смотрели абсолютно все. Похоже, за нашим с блондинкой спором наблюдали, но сейчас осталась только я одна. Живенько устроилась в ближайшем кресле и уткнулась в мобильный. Сделала вид, что меня там что-то очень интересует, хотя перед глазами стояло только лицо блондинки, которая с ехидной улыбочкой сообщила о Кларин. Руки слегка покалывало, и я глубоко вздохнула.

Надо успокоиться.

Срочно!

— Мне тоже нравится Люси, — раздалось справа.

Я подняла голову и увидела невысокую рыженькую девушку. Пухленькую, с серыми глазами, а еще у нее, в отличие от большинства следующих моде на короткие стрижки, тоже были длинные волосы. Правда, она собрала их в хвост. Не успела я подумать, что у меня не складывается с рыжими, как она улыбнулась.

— Тарина Стрейланд.

Интересно, псевдоним или настоящее имя?

— Бриаль Бетрой.

Она устроилась рядом со мной в соседнем кресле.

— Я была на твоем выступлении в Ландстор-Холле. У тебя чудесный голос.

От неожиданности даже злиться перестала.

— У меня сейчас дикий мандраж, поэтому я могу что-нибудь не то сказать, — пробормотала я, — но спасибо.

Тарина улыбнулась, отчего на щеках у нее появились ямочки.

— У меня тоже. Иначе бы я ни за что не решилась подойти…

— Почему? — У меня чуть глаза на лоб не полезли.

— Потому что… ну, ты на сцене такая… ну, такая… невероятная. А еще ты звезда.

«Ы», — как сказала бы Танни.

То, что у звезды дрожат все лучики — это, наверное, к делу не относится. И то, что ей хочется догнать другую звезду и звездануть как следует, тоже. Тарина больше не пыталась заговаривать, сцепила руки на коленях поверх удлиненной юбки-карандаша. Я же старательно водила пальцем по дисплею.

А потом она коснулась моей руки и указала на табло.

Я медленно перевела взгляд и замерла.

«Бриаль Бетрой».

Что? Так быстро? А-а-а!!! Нет, я, конечно, хотела, чтобы меня вызвали одной из первых, а еще лучше вообще первой, но…

— Удачи! — прошептала Тарина.

— Спасибо! Оставлю здесь вещи, хорошо?

— Конечно, я посмотрю.

Быстро отвела руки за спину и сложила пальцы колечками, а после вскочила. Пальто оставила на спинке кресла, нехотя приткнула под него сумочку. Расставаться с ней не хотелось: за нее было бы ну очень удобно цепляться, пока сердце отстукивает в такт шагам. Выпрямилась, расправила плечи и направилась к дверям, за которыми скрылась моя предшественница. Стоило шагнуть в коридор, как из-за поворота вывернула блондинка — так резко, что мы чудом не влетели друг в друга.

— Они там все не в настроении, — хмыкнула она. — Так что готовься пролететь.

Прежде чем я успела ответить, та прошла мимо с таким видом, словно я была вмонтированным в стену светильником. Сердце забилось еще чаще. Все быстрее, быстрее и быстрее. По рукам потекло тепло, собираясь в центре ладоней, воздух под руками сгустился, превращаясь в зыбкое марево.

Нет, нет, нет, только не сейчас!

Пожалуйста, только не сейчас. В воздухе заметались крохотные искры, я привалилась к стене и глубоко вздохнула. Еще раз. И еще. Холодный воздух. Очень холодный, и таким же сейчас должен быть мой разум. Если я хочу петь, а я хочу этого больше чего бы то ни было, нужно отбросить все страхи. И сделать это нужно прямо сейчас.

Да, один раз я действительно пролетела, но это не значит, что так будет всегда. Да, я чуть не подпалила себя и Рэйнара, но я справилась с огнем однажды и справлюсь сегодня. Роль Люси отдали Кларин Сиддэрли? Драконья чешуя на уши! Даже если и так, все равно буду петь. Выйду и спою так, что они все будут сидеть с открытыми ртами и забудут про Кларин. Ради себя, ради своей мечты, ради Танни и ее будущего. Я действительно люблю оперу, я вкладываю в каждую строчку больше, чем просто голос и старания, — всю себя и свое сердце. Я получу эту партию, потому что я мечтала об этой сцене всю жизнь!

Огонь, готовый вот-вот вырваться, затаился, только руки пекло и середину ладоней дергало.

Вдох-выдох.

Сердце глухо билось о ребра.

Оттолкнулась от стены и быстро направилась вперед к заветной двери.

Шаг — и я на сцене.

Мне уже доводилось бывать в этом зале — роскошном, с возносящимися ввысь потолками, бесчисленными рядами партера, ячейками лож и многоярусными балконами. С центральной люстрой, раскрывающейся над ними нахлестом золотых пластин, в центре которого во время представлений горит ослепительный белый шар. А вокруг — бесчисленные россыпи светильников.

Комиссия устроилась напротив сцены: тучный седовласый мужчина в костюме посередине, справа от него — худой брюнет с острым подбородком и цепким взглядом, а слева — вальяжно развалившийся, в линялой толстовке с агрессивным принтом и джинсах. Из-под воротника на жилистую шею выползала татуировка. Ноги он вытянул вперед, закинув одну на другую, и смотрел на сцену с таким видом, словно его заранее тошнило от всех претенденток. От этих троих зависела моя судьба, но сейчас они были просто моими зрителями. Не важно, как высоко сидит тот, кто тебя слушает, если он поверит в то, что ты поешь. Если поверит в то, что десятки тысяч зрителей почувствуют то же, что и он, в миг, когда твой голос разнесется над залом.

— Добрый вечер! — произнесла я, сжимая по-прежнему горящие ладони и переходя взглядом от одного мужчины к другому. — Меня зовут Бриаль Бетрой, я пою уже четыре года, и в Ландстор-Холле мои выступления неизменно собирают полный зал.

Мой голос парил — я чувствовала его отзвук в каждом уголке.

Вдох-выдох.

Огонь отступил еще дальше — жар перешел в тепло и сменился неожиданной легкостью. Вспомнились слова Тарины и ее взгляд, когда она на меня смотрела: внимательный, восторженный, удивленный. Вспомнились все, для кого я пою каждый вечер, вспомнились и отозвались уверенностью в сердце. Уверенностью в том, что все будет хорошо.

— Я без ума от Люси и от истории «Мир без тебя» и безумно хочу раскрыть ее всему миру. Сегодня я пою только для вас! Встречайте Триаррис и арию «Солнечный ветер»!

Прикрыла глаза, шагнула вперед, подхватывая первые ноты музыки и следуя за ними. А может быть, уводя за собой.

Петь с закрытыми глазами — все равно что петь обнаженной. Все чувства раскрываются настолько, что даже малейшее движение воздуха, когда поводишь рукой, чувствуется почти как прикосновение. История Триаррис — история любви слепой девушки и художника. Он влюблен в ее образ, возвышенный и немного трагичный, а она влюблена в него. Он рисует картины и рассказывает ей о том, как красив мир, что их окружает.