Я его обняла, развернув одеяло поперек, и укутав нас обоих. Юрген неловко затоптался на месте, оставил руки по швам:

— Дай хоть переоденусь, Ирис.

— В кои-то веки я могу тебя погреть, а не наоборот. Где там твои ледышки, немедленно обнимай.

— Жалко же, сонная…

Да, ладони холодные, нос и щеки обветрились. За пару минут не отогрела, но все же выпустила из плена. Он скинул куртку и свитер, забрал домашнюю одежду и чистое полотенце.

— Ванну наберешь?

— Долго и лень.

— Сделать что-нибудь? Чай, кофе, позавтракать?

— Ты что, спать не хочешь уже, лохматая? Над тобой ночью подушки издевались что ли?

— Нет, это я над ними. А спать — хочу.

— Тогда давай все потом? Давай отоспимся, и все потом?

— Давай.

Одеялами накрылись двумя — и тонким, под которым Юрген спал отдельно, и толстым — под которым спала я. Под горячим душем он согрелся, но все равно прижался поплотнее, обнял одной рукой и выдохнул:

— Вот теперь тепло.

А когда-то я вставала в шесть и убегала на улицы. Когда-то в это время я уже тряслась в пустых вагонах монорельса. А теперь закрыла глаза и позволила сознанию легко провалиться в сон. И в нем я стояла и смотрела, как крутится маленький вихорек ветра — по дороге и по листве. Душа моего Василька. Свободная, отпущенная, живущая не в физическом, а в ином мире — где море света и покоя.

Юрген убежал на вызов прямо на подходе к дому родителей.

В этот раз я решилась пойти с ним и, наконец-то, посидеть за семейным столом, познакомиться с отцом и провести несколько часов воскресенья с его родными. «Встречу» с сокурсниками по сети Юрген для себя отменил — отписался занятостью, обещался не пропустить следующее, а мне объяснил, что все равно вся голова не здесь и сосредоточиться на разговоре не сможет. Не вникнет в тему, будет «витать» и думать о другом.

Полдня мы с Юргеном почти не выползали из постели. И спали, и так валялись, и ели, разложив тарелки и чашки на полу, а сами развалившись среди подушек и одеял. И занимались любовью.

Из-за этого даже ко времени ужина я не успела развеять немного хмельное и разнеженное состояние. Не пила ни грамма. Надышалась воздухом, пока заранее вышли, сделали крюк до прачечной, и через магазин, чтобы купить гостинцев, а голова была такая, словно я волшебного эфира хлебнула и никак не соберусь. Ни за что не переживала, не волновалась, шла в гости и все время думала о том, что день начался чудесно и вечер будет таким же.

Только внезапно — вызов, и Юргену пришлось бежать. Я стояла у подъездной двери, смотрела на цифры домофона, зеленый колокольчик и колебалась — приду одна, но не опоздаю к назначенному времени или дождусь его возвращения, но опоздавшими будем оба?

Кто-то подошел, и я чуть посторонилась. Но мужчина не потянул руки к замку.

— Добрый вечер, Ирис!

— Ой… Здравствуйте, Александр…

— А можно и без отчества. Не удивляйся, узнал потому что видел на фото. Хвалю за пунктуальность, а Ури, оболтус, где?

— Неотложные дела, чуть позже придет.

Отца Юргена я и по фото не видела, но узнать, что это именно он, легче легкого — слишком похожи. Высокий, сухопарый, черты лица почти один-в-один, если не брать подбородок и губы, и даже волосы такой же структуры. Только короткие и почти все седые. Он достал ключи, открыл, пропустил вперед:

— Это же какие могут быть дела, чтобы опаздывать на ужин? — Спросил не у меня, а в воздух. На пороге квартиры громко сказал: — Саня, забирай пакеты, а то мы не разуемся.

— Здравствуй, Ирис. А Ури где потеряли?

Так и пришлось принимать на себя весь удар гостеприимства. Александра Витальевна освободила руки от пакетов с покупками, поцеловала в щеку, а ее муж принял пальто, шарф и сумку, все пристроив на вешалки.

В этой квартире я провела много времени. Сейчас смотрела на прихожую, в проемы зала и кухни и все время узнавала — расположение вещей, цвета, разные детали. В реальности увидела тот дом, который прежде был сном — пространством, где я больше блуждала призраком, чем человеком. Все казалось странным.

Сполоснула руки, предложила помощь, но Александра Витальевна оставила меня в зале, предложила сразу садиться за стол, а подаст она все сама.

— Правильно-правильно. Ты гостья, она хозяйка. А моя самая главная обязанность хозяина дома — вовремя прийти и вовремя начать ужинать, верно, Ирис? Строгое распределение обязанностей, дисциплина, распорядок — залог хорошей жизни, достижений и личного самосовершенствования. И основа крепкой семьи.

Я не знала, что на такое ответить. Посмотрев на отца Юргена, подумала, что эти слова не столько в ожидании согласия, сколько просто так — мысли вслух. Но ошиблась. Он выждал, и продолжил:

— Я прав?

— Об этом вам Александра Витальевна скажет.

Тот схмурился, поправил задвинутый пока стул и побарабанил по столешнице. Квадратный стол располагался в центре зала, — небольшой, даже меньше привычного кухонного. Место только для сервировки на четверых и какого-то центрального блюда в середине. Тарелки, фужеры, приборы — все на месте, красиво разложено, а в качестве «центра» Александра Витальевна как раз внесла ярусную вазу. Внизу фрукты, выше — конфеты, на самой маленькой верхней плошке — орехи.

— Садись.

— Спасибо.

Но мне было неловко прежде хозяев занимать место. Да еще и неизвестно чье — если так чинно, если свои порядки… немного смущала и праздничность, особенность вечера — как будто на день рождения пришла, а не на воскресный ужин. Всегда так, или только в дни прихода сына? В день, когда он собрался меня знакомить и со мной знакомить? Не мать, но отца, — второго и не мене важного человека в жизни Юргена.

— С какой еды начинается день?

— С любой, какой захочется утром.

— А заканчивается?

— Также, если вы именно про меня спрашиваете.

— Катастрофа… Саня, ты зачем поставила десерт?

— Он самый красивый! — Донеслось из кухни.

— Ты нарушаешь порядок подачи блюд. Ури не ждем, начинаем ужинать вовремя. Сам виноват, если опаздывает, будет есть холодным.

Квартирка маленькая. Практически такая же тесная по площади, как жилье Германа, только что комнаты две — зал и спальня. Разговаривай погромче из любой и можно общаться, не подходя друг к другу. Александр наворчал на сына и вышел, оставив меня одну.

Стало немного зябко. Кажется, я не отвечаю на вопросы отца так, как ему бы хотелось. Легкое волнение, заставило меня потянуться к вазе и выудить конфету шоколадного трюфеля. Сладкое послужит и утешением и успокоительным. Развернула, съела, фантик зажала в кулаке, не зная — куда спрятать.