— Проверьте карманы и заберите, если что в них осталось. Я сожгу этот кошмар на заднем дворе, в прежнем пальто вы отсюда не выйдете. Свитер — пожалуйста. Но надевайте его только для грязных работ в саду, чтобы не жалко.

— Мне не верится…

— Ваш кавалер тоже обалдеет. Подождем, пусть кофе допьет, а то еще ошпарится, бедняжка, как увидит. Муж, жених, или пока ничего не ясно?

Гульнара Сатти бесцеремонна. Я утерла проступившие слезы, ответила:

— Муж.

— Ботиночки он вам подбирал?

— Можно и так сказать.

— Ну, ничего. Экстравагантно в сочетании, но зато своя изюминка. Вы сделали мой день, Ирис, — творение обрело хозяйку, а себя чувствую крестной феей! Что еще может так польстить художнику! А, ну еще, скромное вознаграждение за труды. Не волнуйтесь, не разорю ни вас, ни вашего супруга, материал и работа, никаких наценок сверх того.

— Спасибо.

Юрген вообще не ждал меня в новом. Мы приехали заказывать, снимать мерки, определиться с моделью. Где был шанс, что в мастерской есть готовые образцы, и какой-то из них настолько подойдет, словно на меня и шили? Да еще хозяйка согласится расстаться со штучной вещью?

— Ничего себе! Тебе прям… прям твое!

— Нравится?

— Очень. Ты где была? В волшебный шкаф залезла, в другую страну?

Я и сама себя не ждала в новом. Готовилась к шагам, а пришлось прыгать, как в омут. Все такое двоякое — есть легкость от того, что одежда одним слоем, а не двумя, как со свитером для утепления. Есть тяжесть, приятная, от самого материала и количества ткани. Есть непривычность — длины, колыхания, облегания и запаха вещи, и вместе с тем — удобство, свобода движения и влитость фигуры в форму.

— Так что, все? Можно сразу идти?

Юрген сунул под скан анимофон и смотрел на меня, а не на экран. Улыбнулся, закинул рюкзак на плечо и поблагодарил Гулю. Та в ответ придирчиво оглядела его:

— К вашим услугам. А в следующий раз приходите и вы, господин черный ворон, на мужчин шью редко, станете исключением.

Как вышли, так Юрген меня приобнял за талию, и с удовольствием в голосе произнес:

— А мягкая теперь какая… Ирис, синий мой мотылек, у нас вагон времени. Можно весь городок обойти. Раз выбрались в путешествие, то гуляем?

— Гуляем.

Путешествие. Крошечный отпуск на три часа, а потом снова поезд и вокзал Сольцбурга — но это потом. Мы с Юргеном обошли три главные улицы Мельхена, заглянули в лавочки и магазинчики — и любопытства ради, и ради иной атмосферы. Маленькое все, без размаха, тесное и уютное. Продавцов не штат, а чаще всего — один, и он же — владелец. Обращение как к гостям, расспросы.

В «Шерсти и Пушинке» — магазине всего вязаного и теплого, застряла у полки с шапками и не могла от одной отвести глаза.

— Себе? — Спросил Юрген.

— Катарине.

Он засмеялся, и даже ткнулся лбом мне в плечо — стоял позади, рядом в этом закутке не поместиться. — Бери! Не знаю, что она сделает с тобой за такой подарок, но в ней она будет неповторима.

— Шутишь?

— Нет. Давай, снимай и забирай. Не шучу.

Желтая шапка. С большим помпоном из меха, как раз в цвет отделки ее курточки, и длинными «ушами», внизу которых полоской шла такая же оторочка. Я и взяла. Не понравится, так не понравится, а мне приглянулась, — увидела и сразу вспомнила подругу.

В кафе сидеть не стали. Не потому что я стушевалась, а не хотелось просто так. Пошли в парк на окраине, там, судя по карте в сети, обещались быть озерцо, мост, беседки и заповедник грабового леса, где ничего не тронули, только следили за чистотой дорожек. В пекарне набрали еды, — пирожков и сладких печений, а чай у нас был с собой в двух термосах. Юрген и мой и свой заправил в боковые карманы рюкзака и выглядел заправским городским путешественником. Погода без солнца, но теплее привычной ноябрьской. Подбирались тучи, но дождь, если и пойдет — нас уже не застанет.

— Юрка, а почему я — мотылек?

Прошли по парку, в беседке перекусили, обошли озерцо и постояли на мостике, подкармливая уток остатками выпечки. А теперь углубились в рощу деревьев. Все ветви голые, а под ногами толща листвы. Вода и мостик напомнили мне о паре, с которой столкнул вызов. Муж и жена, кризис отношений, ее ложь, его ревность. Она — «ласточка» из-за двух темных прядок, спадавших на шею.

— Не знаю… нет. Наверное, знаю почему.

— Почему?

— Когда-то, давно-давно-давно! — Он подхватил меня подмышки, прокрутил одним оборотом, и поставил на землю. — Она очень красивая, веселая и сероглазая девчонка спросила, что за узор у меня на руке. Помнишь?

— Нет. Это мы так с тобой познакомились? Юрка, прости, я каюсь и сожалею, но я вообще не помню когда мы впервые встретились и где. Или ветер в голове был, или не знаю, что еще. Юрка!

— Смотри, какое местечко.

Дошли до упавшего дерева. Ствол умудрился попасть при падении между двумя другими деревьями. Застрял в расщелине, и теперь не лежал на земле, а держался выше — на подпорках и собственной кроне. Как высокая круглая лавка. Юрген снова меня подхватил, подсадив, а сам остался стоять напротив — обнимая за талию и приблизив лицо к лицу:

— В твой капюшон можно заглядывать как в грот. Тебе тепло, теперь совсем не мерзнешь?

— Совсем. — Поджала ноги, чтобы не пачкать его одежду подошвами, а руки уложила на плечи: — А я тебя теперь выше. На чуть-чуть, но выше.

— Ирис, ты счастлива?

— Да.

Хорошее уединение, тихое и спокойное. Идеальное место для чувств и откровений.

— Так ты расскажешь?

— На собрании, летом… — он улыбнулся. — Там еще и не собрание, а так, половина пограничников во дворе ждала, в квартире душно. Я редко ходил на общие, когда все районы, а тут пришлось. Повестку не помню, помню, что обязаловка присутствовать. Прислонился к стене у подъезда, залип в сети — время убить. Здоровался, если знакомых видел. Так поглядывал — кто подошел, сколько народу набирается… тебя заметил. Легкая, летящая, в светлом платье и каких-то босоножках — одно название. На самом деле, как босиком. Примкнула к своим, восточным. Я так и про анимо забыл, и здороваться забыл — пялился издалека. Старосты на детской площадке пограничников сгрудили. О чем говорили — все равно, я все перемещался и перемещался в паузах, чтобы подобраться поближе. Встал рядом. Что происходит, не понимаю, а как магнитом. Разглядеть тебя хотел. А ты вдруг раз, поворачиваешь голову и рассекречиваешь, смотришь так ясно и открыто, как будто я не незнакомец, а давний приятель. Шепнула «Привет, я Ирис. А ты новенький?», что-то еще сказала, на старост кивнула, скуксилась, что скучно. Я язык от неба оторвал, сказал, что Юрген, что не новенький…