Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У Шанталь горели глаза.
– А моя профессия – заботиться о людях, – сообщила она. – Я медсестра.
– Нет, Шанталь, – вмешался Уильям, – ты санитарка, у тебя нет образования, так ведь? Ты на вшивой минимальной зарплате.
Шанталь оскорбилась, ее пухлая губа задрожала. Зачем Уильям глумится над ней в присутствии брата?
– Уиллс, дорогой, Шанталь бесподобно ухаживает за дедушкой, – сказал Чарльз.
Грэм спрятал лицо в ладонях. Он вспомнил добрую медсестру, которая утешала его у постели приемной матери, умиравшей от страшных ран, нанесенных газонокосилкой.
Заметив, что с ним неладно, Шанталь спросила:
– Что случилось?
– Я им говорил, что косилку должен обслуживать специалист, – прохрипел Грэм.
Камилла позвала всех к столу. На плите булькало карри, иточая восхитительный аромат, на столе уже дымилась гора риса и стояли тарелки с пряными овощными крутонами.
Садясь, Чарльз пробормотал:
– Камилла, дорогая, ты абсолютная волшебница. Как ты это все сотворила?
Грэм вытер слезы и пробурчал, что не любит карри, но рагу попробует. Камилла с тревогой следила, как гости отправили в рот первые обжигающие кусочки красного мяса.
– Это просто упоительно, дорогая, – похвалил Чарльз. И стал рассказывать анекдот о своей поездке в Дели.
Уильям вспомнил фотографию матери, одиноко сидящей на фоне Тадж – Махала. К собственному ужасу, он почувствовал, что глаза наполняются слезами. Он обвинил в этом острое карри, но едва позволило приличие, откланялся. Шанталь осталась и помогла Грэму мыть посуду.
Оказавшись с ней наедине, Грэм спросил:
– Шанталь, вы умеете хранить тайны?
Однажды Шанталь навлекла на свою голову большие неприятности, нечаянно выболтав, что Беверли Тредголд официально меняла имя, а вообще‑то ее звали Эдна Брюквер.
– Не говорите мне ничего тайного, Грэмми. Не успеете вы и глазом моргнуть, это будет знать весь поселок.
Но Грэму не терпелось рассказать о своем королевском происхождении кому‑нибудь со стороны.
Поэтому он со значением произнес:
– Вы, наверное, думаете, я обычный парень с простым кухонным полотенцем в руках, в заурядной кухне в скучном городишке… – И умолк.
Шанталь была терпеливой девушкой, но даже ее это вступление начало утомлять.
– Ну – у? – не выдержала она.
– Так вот, я не обычный парень. Я принц крови. Второй наследник трона.
Шанталь поскребла пригоревшее дно кастрюли из‑под рагу кончиком ножа.
– Да я знаю. Уильям говорил.
Грэм возмутился:
– С меня взяли клятву молчать!
Шанталь засмеялась:
– Да не пыжьтесь так. Секретов щас в принципе не бывает. Секреты – это из старинных времен.
Грэм взял нож из ее руки, сполоснул, вытер и осторожно уложил в нужный ящик. Мыть посуду они продолжили в дружеском молчании.
Портной как раз замерял длину шагового среза, снимая мерку для торжественного костюма с цилиндром, и Грайс стоял в трусах, когда зазвонил мобильник. На связи был мистер Лоувуд, исполняющий обязанности директора школы.
Преподавательский состав угрожает уволиться еп masse в поддержку учительницы по истории религии, которая поспорила с Шанель Тоби о креационизме.
– Креационизм? Это что за хрень, если по – простому? – рявкнул Грайс в трубку.
– Это воззрение, согласно которому Бог сотворил Вселенную и все, что в ней есть, за семь дней, – ответил мистер Лоувуд. – Вернее, за шесть, в седьмой он отдыхал.
– Неудивительно, – заметил Грайс. – Любой замудохается от такой работы. Ну так в чем дело‑то?
– Шанель Тоби усомнилась в этой концепции и доказывает, что прав Дарвин, и довольно агрессивно утверждает, что мы происходим от обезьян. Я боюсь, там дошло до рукоприкладства.
Грайс, и сам изрядно походивший на обезьяну, подумал о предстоящем посвящении и о том, что королева явно выказывает приязнь к Шанель Тоби. Рисковать было нельзя.
– А ребенок в чем‑то прав, – сказал он. – В смысле, ведь это пропасть работы, верно, на шесть‑то дней? Создать каждый сраный цветочек, дерево, листок, водоросль, животных, птиц и рыб. Не говоря уже про свет и тьму. В смысле, это ж ни в какие ворота, а?
– Но вы сами настаиваете, чтобы детям преподавали теологию, мистер Грайс, – неуверенно возразил директор. – Это часть программы, изучение Библии, три раза в неделю.
Артур оттолкнул портновский метр от своей промежности:
– Что‑то ты там слишком залип, педрила. – И буркнул в трубку: – Я буду через полчаса.
По дороге в поселок Цветов Артур Грайс вслух рассуждал о Боге.
– У нас с Богом много общего, – поведал он Рокки.
Зона изоляции поселок Цветов служила Артуру миром, где он был несомненно верховным управителем; как и Бог, Грайс появился из ниоткуда, и обоим пришлось на своем пути кое – кого столкнуть головами. Бог то и дело размазывал какого‑нибудь гнусного засранца и никогда не играл по правилам.
– Он был крутой сукин сын, – покачал головой Грайс. – Смотрел, как его ребенок умирает на кресте, и не снял.
В Академии мистер Лоувуд встретил Грайса и проводил в учительскую выслушать жалобы коллектива, а они касались не только Шанель Тоби и ее «вызывающего поведения». Учителя получают меньше, чем в государственных школах, притом сами платят в пенсионный фонд; рабочий день у них продолжается дольше, а дети необучаемы…
Артур окинул взглядом угрюмое собрание:
– Мои учителя говорили, что мне место в школе для отсталых. Что ж, я не самый грамотей в мире, – простодушно продолжил он свою мысль, – но я доказал, что они не правы, верно? Я вступаю в высшее общество. Со следующей недели эту школу станут называть Академией сэра Артура Грайса. Кто знает, чего способна добиться в жизни Шанель Тоби? Дайте ребенку шанс, а?
Затем Грайс с мистером Лоувуд ом в арьергарде поднялись в кабинет директора, где ждали Шанель Тоби и учительница религиоведения миссис Уайтхед, беспокойная женщина с увеличенной щитовидкой. Грайс пришел к ним величавым миротворцем. Однако, глядя на надутую Тоби, он подумал, что это личико так и просит хорошей оплеухи.
– Ладно, – сказал он, – давайте послушаем, что нам выдаст миссис Уайтхед.
– Урок проходил нормально, – начала миссис Уайтхед. – Я попросила детей нарисовать ребро Адама, из которого Бог сделал Еву, и тут Шанель Тоби спросила, почему, я цитирую, «мы опять занимаемся ребрами, мы их уже прошли по биологии». Я объяснила, что Бог сотворил Еву из ребра Адама, и Шанель сказала: «Ага, типа!» – очень неприятным тоном. Это вызвало шуточки в классе, некоторые откровенно фривольного характера, о том, зачем Богу вообще понадобилось создавать женщину. Мне с трудом удалось перевести разговор в теологическое русло, и тут Шанель Тоби выкрикнула: «Я знаю, зачем Бог создал женщину. А то некому было шпынять Адама, чтобы надел другие ботинки». Досадно говорить, но в классе стали смеяться, и я попросила Шанель выйти. Она отказалась, заявив, что это преследование за религиозные взгляды и что пусть ее лучше сожгут на костре, чем она отречется от своих убеждений.