— А мне что-то подсказывает, что вы с ним отлично поладите, — обреченно вздохнула я. — Думаю, мы могли бы пойти все вместе куда-нибудь выпить.

Фиби фыркнула.

— Умоляю тебя, не говори мне больше об алкоголе! Пойдем, мне нужно заправиться кофе.

И она вручила мне фотографию, чтобы я ее подержала, пока она поднимется и повесит сумку на плечо. Я посмотрела на море за спинами людей на снимке, подняла голову, повернулась на каблуках, снова глянула вниз.

— Фиби!

— Что? — спросила она, оттирая пятно от брюк и сердито ворча.

Я медленно повела головой из стороны в сторону, затем остановилась и показала ей фотографию.

— Думаю, наша мама тут была, — сказала я. — Смотри, Фиби, мне кажется, эта фотография была сделана прямо здесь!

Она нахмурилась, повернулась, сделала рамочку из пальцев.

— Да. А это, должно быть, тот самый ржавый столбик, — взволнованно произнесла моя сестра, указывая в сторону гавани.

— А опоры, разве они не похожи на те, у самой стены?

Продолжая стоять спиной к морю, Фиби ходила взад-вперед, снова и снова делая рамочку из пальцев и сверяя увиденное с фотографией, и наконец резюмировала:

— Солнце было прямо за камерой, поэтому они так сильно щурятся.

Внезапно я окончательно проснулась.

— А может быть, это было рано утром, как сейчас? Смотри, солнце поднимается из воды.

Мы переглянулись.

— Наша мать была здесь, — изумленно повторила я. — В 1958 году. Она стояла прямо тут, на том же месте, где сейчас стоим мы.

Я почувствовала, как меня переполняют эмоции и к горлу подступает ком. Я заморгала, взяла Фиби за руку и крепко ее сжала. Когда мы приступали к расследованию, то не очень надеялись на успех; но, в конце концов, на фотографии была пометка «Тайдфорд Кросс», поэтому наше открытие не должно было стать для нас таким уж неожиданным. Но после нескольких дней поисков и попыток заново понять свою маму, после целого года попыток вспомнить ее как следует, тот факт, что она стояла здесь сорок два года тому назад, на этих самых валунах под нашими ногами, подарил мне странное ощущение, как будто это мы все втроем были здесь в то чудесное, яркое, солнечное утро у моря; как будто достаточно приглядеться повнимательнее, прислушаться чуть получше, и я смогу услышать ее смех и увидеть, как ее чудесные волосы падают ей на лицо.

Лимпсфилд, 4 августа 1959 года

Меня охватывают восторг, страх и волнение, и я не могу писать — точно так же, как не могла писать много дней до этого, опасаясь, что это может оказаться ошибкой, что это может оказаться чем-то совершенно иным. И, кроме того, я боялась того, что сделала, боялась последствий.

Когда появились первые признаки, я не обратила на них внимания. Все было так запутанно между маминой смертью и тем, когда началось это волшебство. Ежемесячные кровотечения у меня всегда были довольно нерегулярными, но когда несколько недель тому назад я начала испытывать тошноту в тот самый миг, когда открывала глаза, и когда я чуть не упала в обморок после занятий, это заставило меня задуматься, и я пришла к вполне логичному выводу. И даже после этого я не была уверена до конца, потому что он говорил, что обо всем позаботится.

До нашей встречи в Перли мои познания в этой области были довольно наивными и ограниченными. Они основывались исключительно на том, что сказала Джуди и что мне удалось прочесть между строк у Элизабет Джейн Говард[28], и, говоря откровенно, я до сих пор не понимаю толком, что именно пошло не так. Мама умерла слишком рано, не успев посвятить меня в эту тайну. А потом, уже в Перли, я узнала о том, как именно это происходит, и была рада, что решилась на это. Это было так потрясающе и в то же время утомительно, что я с радостью перепоручила ему контроль над ситуацией.

Как бы там ни было, я почти уверена, что не ошибаюсь, и поскольку мы не очень часто бывали вместе (из-за того, что в последнее время он очень занят), высчитать дату не так уж сложно. Я не знаю, как следует поступить в такой ситуации, и мне не у кого об этом спросить, кроме как у Эллен, которая кажется мне весьма сведущей в таких вопросах и может быть надежным источником информации. Бесспорно одно: прежде чем сообщить эту новость ему, я должна быть абсолютно уверена. Он может сделать только одно, но я все равно сначала должна во всем убедиться.

И все же я знаю, в глубине души я ничуть не сомневаюсь и снова испытываю восторг и тревогу, поскольку это одновременно чудесно и страшно: знать, что я могу стать… матерью. Надеюсь, что мне известно, каково это — быть матерью. У меня почти нет опыта близких отношений, в первую очередь потому, что на свете есть лишь два человека, с которыми я испытывала душевную близость. Один из них мертв, а другой… что ж, другой просто очарователен. Поэтому мне не о чем волноваться. Абсолютно не о чем.

9 августа 1959 года

Теперь я окончательно убедилась в своем положении. Блузка каждую неделю становится все теснее, пуговицы трещат, да и юбка стала неудобной. Я начала носить корсет, и это просто ужасно, особенно теперь, ведь мне трудно дышать и приходится сидеть с неестественно ровной спиной, чтобы он не впивался в маленький, твердый, кругленький холмик, который начал образовываться вокруг моего пупка. Но долго это не сможет продолжаться: скоро корсет перестанет на меня налезать. Я боюсь, что взгляд отца начнет задерживаться на моей талии и он обо всем догадается. До этого момента, задолго до этого момента я должна прийти к нему и сообщить о своей помолвке. Мы с Джоном последнее время очень редко видимся, но я понимаю, он очень занят на работе и управление Хартлендом занимает бóльшую часть его времени, поэтому я храню свой секрет — наш секрет! — выжидая подходящего момента, чтобы обо всем ему сообщить.

10 августа 1959 года

Полдня я притворялась, что мне нехорошо. Миссис Фелпс сказала, что и так обо всем догадалась, что у меня довольно бледный вид, и велела мне позаботиться о себе. Она действительно очень мила. Я направилась к вокзалу, купила билет и поехала в Лондон — на поезде! — к практикующему врачу, о котором мне по секрету рассказала Эллен. Если бы я была замужем, то могла бы пойти в клинику в Окстеде, мне прописали бы витамины и апельсиновый сок и обеспечили бы компанией таких же женщин, как я. Но поскольку я не замужем — по крайней мере, пока, — то пойду к доктору, у которого кабинет не на Харли-стрит, где обитают приличные доктора, а в местечке неподалеку от собора Святого Павла. Никто не узнает, кто я, и не будет задавать лишних вопросов, сказала мне Эллен.

И это оказалось не так уж плохо. Пришлось войти через черный ход, и руки у врача были холодными, и вообще он был не слишком приветлив, но мне было все равно, поскольку он подтвердил мое состояние и оно стало более реальным! Я спросила, не нужно ли подождать результатов каких-нибудь анализов, но он снисходительно мне улыбнулся, словно намекая, что я не принадлежу к числу женщин, которые могут просить об этом, а затем заявил, что все ясно как божий день. С учетом названных мною дат можно предполагать, что я беременна четыре с половиной месяца, а может быть, и все пять. Поздравляю, миссис Смит. Женщина, открывшая мне дверь, странно на меня посмотрела, но я ослепительно ей улыбнулась. На душе было тепло и радостно от того, что у меня будет ребенок.