Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Послушайте, милостивые государи, историю о Ширинчике, короле кембров, девтонов и недоготов, которого похоть до гибели довела[305]:
А) Начало взято из «Тристана и Изольды».
Б) Ширинчик является Теодорихом, спаренным с ширинкой – с той, которая в штанах.
В) Из Остроготов я сделал Недоготов, потому что «недоготы» ассоциировались у меня с чем-то недоГОТовленным.
Г) Девтоны – это прямо из физики – дейтроны и т. д.
Д) Кембры – это итальянские или германские кимбры, истреблённые Марием; с латыни Cimber («і» перешло в «е», чтобы полонизироваться и приблизиться к CEBRО – «ведру»).
Также есть «Kometa-Kobieta»; здесь главной является аллитерационная рифма, а никакой не смысл; также можно было бы сделать «planet Janet» […] cometary commentary about a weary cemetery»[306].
Как справедливо замечал Лем в том же письме, если бы он должен был написать это аналитически, то ничего не написал бы. Это всё «само перемешалось в моей ужасной башке». Лемовское «средневековье роботов» в 1964 году было чем-то уникальным в мировой фантастике. Ближайшим западным аналогом была бы, возможно, «Дюна» Фрэнка Герберта, написанная в 1959–1963 годах и тоже соединяющая в себе средневековые легенды с science fiction, однако она была далека от лемовских лексических экспериментов.
«Я дальше пишу сказки роботов, возможности здесь неограниченные», – сообщал он Врублевскому осенью 1964 года[307]. В этом письме, скорее всего, речь идёт о «Кибериаде», первое издание которой вышло в середине следующего года с иллюстрациями Даниэля Мруза (но не теми, которые мы все знаем, – мастер Мруз был ими недоволен и нарисовал новые, уже для издания 1972 года, так что рисунки 1965 года публиковались лишь однажды, а рисунки 1972 года печатаются и по сей день).
То, что в «Сказках роботов» было литературным изобретением, позволяющим описать якобы средневековым языком приключения разных киберпринцесс и электрыцарей, в «Кибериаде» было развито до философских сказок, достойных представителей традиций Вольтера и Колаковского. Трурль и Клапауций, два робота, специализирующиеся на конструировании других роботов, которые появились в «Сказках…», в «Кибериаде» являются главными героями.
Они позволяют Лему пересмотреть свои философские пристрастия, показав их на этот раз в традиции буффонады – здесь появляется философия науки (одна из машин Трурля по желанию Клапауция создала «Науку»): «Одни потирали лбы, писали что-то в толстых книгах, другие хватали эти книги и драли в клочья, вдали виднелись пылающие костры, на которых поджаривались мученики науки, там и сям что-то громыхало, возникали страшные дымы грибообразной формы, вся толпа говорила одновременно, так что нельзя было понять ни слова, составляла время от времени меморандумы, воззвания и другие документы»[308].
Клапауций не был доволен, потому что считал, что Наука – это что-то совсем другое, однако он не смог сказать что, прекрасные аллегории тоталитаризма («Я чудовище алгоритмическое, антидемократическое, со связью обратно-устрашающей и взором испепеляющим, есть у меня полиция, орнаментация, внешняя видимость и самоорганизация»)[309], размышления о природе зла, теории литературы и даже пародия на квантовую физику:
«Как известно, драконов не существует. Эта примитивная констатация может удовлетворить лишь ум простака, но отнюдь не учёного, поскольку Высшая Школа Небытия тем, что существует, вообще не занимается; банальность бытия установлена слишком давно и не заслуживает более ни единого словечка. Тут-то гениальный Цереброн, атаковав проблему методами точных наук, установил, что имеется три типа драконов: нулевые, мнимые и отрицательные. Все они, как было сказано, не существуют, однако каждый тип – на свой особый манер. Мнимые и нулевые драконы, называемые на профессиональном языке мнимоконами и нульконами, не существуют значительно менее интересным способом, чем отрицательные.
В дракологии издавна известен парадокс, состоящий в том, что при гербаризации (действие, отвечающее в алгебре драконов умножению в обычной арифметике) двух отрицательных драконов возникает преддракон в количестве около 0,6. По этой причине мир специалистов разделился на два лагеря: члены одного придерживались мнения, что речь идёт о доле дракона, если отсчитывать от головы; сторонники другого помещали точку отсчёта в хвост.
Огромной заслугой Трурля и Клапауция было выяснение ошибочности обеих упомянутых точек зрения»[310].
Типичная схема сюжета рассказов из «Кибериады» выглядит так: Трурль как оптимист считает, что любую проблему можно решить технологически. Клапауций в этом сомневается, однако всегда позволяет другу втянуть его в приключения, из которых они оба выходят целыми только благодаря своей дружбе и солидарности. Так было хотя бы с драконами (в рассказе «Путешествие Третье, или Вероятностные драконы»):
«Безусловно, весь этот круг вопросов оставался бы интересной, но чисто математической редкостью, если бы не прославленная конструкторская жилка Трурля, который решил исследовать задачу экспериментально. А поскольку речь шла о невероятных явлениях, Трурль изобрёл усилитель вероятности и испытал его сначала у себя дома, в погребе, а затем на специальном, основанном Академией Дракородном Полигоне, или Драколигоне. Лица, незнакомые с общей теорией невероятностей, и по сей день задают вопрос, почему, собственно, Трурль сделал вероятным именно дракона, а не эльфа или гнома, однако задают его по невежеству, ибо им неизвестно, что дракон попросту имеет большую вероятность, чем гном. Трурль, видимо, намеревался пойти в своих опытах с усилителем дальше, но уже первые эксперименты привели к тяжёлой контузии – виртуальный дракон лягнул конструктора. К счастью, Клапауций, помогавший налаживать установку, успел понизить вероятность, и дракон исчез. Вслед за Трурлем многие другие учёные повторяли эксперименты с дракотроном, но, поскольку им недоставало сноровки и хладнокровия, значительная часть драконьего помета, серьезно покалечив учёных, вырвалась на свободу. Только тогда обнаружилось, что эти отвратительные чудовища существуют совершенно иначе, чем, например, шкафы, комоды или столы: дракон характеризуется в первую очередь своей вероятностью, как правило, достаточно большой, раз он уже возник. Если устроить охоту на такого дракона, да ещё с облавой, то кольцо охотников с оружием, готовым к выстрелу, натыкается лишь на выжженную, смердящую особой вонью землю, поскольку дракон, когда ему приходится туго, ускользает из реального пространства в конфигурационное. Будучи скотиной нечистоплотной и необычайно тупой, дракон делает это, разумеется, руководствуясь инстинктом. Примитивные особы, не могущие понять, как сие происходит, петушась, домогаются увидеть это самое конфигурационное пространство, не ведая того, что электроны, существования коих никто в здравом рассудке не оспаривает, также перемещаются лишь в конфигурационном пространстве, а судьба их зависит от волн вероятности. Впрочем, упрямцу легче настаивать на несуществовании электронов, чем драконов, поскольку электроны, по меньшей мере, в одиночку не лягаются».