— Ну и что?

— Все церкви в радиусе двадцати миль — это давно уже англиканские церкви! Да я скорее на шабаше ведьм замуж выйду.

НОЧНОЕ ВЕНЧАНИЕ

Около десяти часов они вышли из маленького английского кафе со шведским столом и отправились на взятой напрокат машине на север. За рулем сидела Розали, потому что Макс выпил большую часть двух заказанных бутылок вина.

— Я не всегда буду за рулем, ладно? — сказала она. — Я ведь тоже не прочь иногда выпить.

— Отлично, иногда будем брать такси.

Проехав через несколько довольно милых, но не слишком привлекательных деревушек, они нашли идеальную церковь в деревне под названием Донзер, около восьми миль к югу от Монтелимара. Хотя по местному времени была уже почти полночь, они постучались в дом священника.

— Отец, мы хотим обвенчаться, причем немедленно, если вы не возражаете, — сказала Розали на своем школьном французском.

— Еще как возражаю, — ответил священник по-английски. — Вы с ума сошли, приходить в такой час, я ни за что…

— Отец, — перебила его Розали. — Я террористка в розыске и не могу выйти замуж, как все остальные люди. У меня есть пистолет, а у моего жениха полный чемодан денег. Либо то, либо друroe непременно убедит вас обвенчать нас немедленно. Что вы выбираете?

— Вид молодых влюбленных — лучшее средство для пробуждения, — сказал священник. — Сколько вы готовы заплатить?

Обсудив сделку, священник быстро обрядился в рясу и провел ожидающую пару через церковный двор к темной церкви.

— Вы понимаете, что это не будет считаться законным браком? — спросил он. — Без надлежащих бумаг церемония носит только символический характер.

— Это как раз то, что нам нужно, — ответила Розали.

Затем священник провел церемонию венчания в маленькой церкви, освещенной лишь несколькими свечами. Ни Розали, ни Макс не были особенно религиозными людьми, но на родине Розали выходить замуж полагается в церкви, и точка. Другого варианта она и представить не могла. Макс же разумно умолчал о двух своих разводах.

ДОРОГА В ДАМАСК

Хотя ФБР по-прежнему занималось усиленными поисками Розали, молодожены решили вернуться в Америку. Благодаря деньгам Макса и связям Розали получение нового паспорта не доставило хлопот, и Розали въехала в страну без проблем.

Она решила уйти со своего поста. Пусть Пластик Толстоу платит кому-нибудь еще за обязанность сообщать миру о необходимости покупать больше клаустросфер. С Розали было достаточно. Пять с половиной лет она сражалась практически без передыха и ничего не достигла. Воздух больше непригоден для дыхания, а вода — для питья, гулять под солнцем или наслаждаться каплями дождя на лице тоже нельзя, но у Розали не было сил беспокоиться об этом.

Она приняла решение во время суборбитального рейса до Лос-Анджелеса, сидя в самолете рядом с Максом. Оправившись от изумления от того, что у сиденья в первом классе подлокотники есть с обеих сторон, Розали включила канал новостей. Она хотела узнать, что происходит сейчас в Бельгии, но была поражена, когда поняла, что катастрофа уже мало кого волнует. Прошло три дня, и отравление целой европейской страны отошло в историю.

Розали направлялась не в Дамаск, а в Лос-Анджелес, но на секунду она увидела истину настолько же четко, как в свое время апостол Павел.

Люди привыкли к мысли о гибели планеты.

Им уже было все равно, ситуация давила на психику слишком долго. Земля была для них стареющей и вызывающей легкое отвращение родственницей, которая болела все сильнее, но все же отказывалась умирать. Она требовала все больше и больше внимания, опухоли на ее теле разрастались, кожа покрывалась мерзкими язвами, и простыни приходилось менять все чаще. Объект раздражения и неудобства, постоянное напоминание о семейной вине. Создавалось ощущение, что теперь, став хозяевами клаустросфер, люди хотели, чтобы мир погиб. Они хотели покончить со всем этим. Они так давно знали о неминуемой смерти планеты, что уже не могли волноваться по этому поводу.

Из туалета в конце прохода возвращался молодой человек. Он был одет в знаменитую рубашку „Клаустрофоб“. Изображение уродливой мертвой планеты и под ним незатейливая фраза в чуть более благообразном варианте: „Ну и х** с ней!“

Розали взглянула на рубашку, автоматически повторив слоган.

— Да и правда, хер с ней, — сказала она себе под нос.

Однако ее услышали, по крайней мере, десять сидящих неподалеку пассажиров. Розали слушала новости в наушниках, а людям в наушниках сложно контролировать громкость своего голоса. Появилась стюардесса, наклонилась к Максу и сказала:

— Извините, сэр, не могли бы вы попросить свою спутницу выбирать выражения. В самолете находятся дети.

ЗАТИШЬЕ ПЕРЕД БУРЕЙ

Мало кто может устоять перед соблазном роскоши, и Розали не сомневалась, что будет в восторге, получив возможность вволю понежиться. Однако, переехав в дом, рядом с которым находилась клаустросфера, причем размером с четыре-пять теннисных кортов, она очень удивилась своей реакции.

— Тебе нравится? — спросил Макс с неподдельной гордостью. — Тут даже бассейн есть.

— Макс, я пять лет занималась тем, что взрывала эти штуковины.

— Не вздумай взорвать и эту, а то я с тобой разведусь. Здесь можно классно отдохнуть, это настоящее произведение искусства, а рыбы даже икру могут откладывать. Ну же, дет… то есть, хм… дорогая, у нас медовый месяц.

Макс видел сомнения Розали: уйти из группы „Мать Земля“ — это одно, а резвиться в клаустросфере — совсем другое дело.

— Послушай, — сказал он, — муж и жена должны разделять интересы друг друга, верно? Я пытался поучаствовать в твоей большой экологической войне. Теперь ты должна узнать мою жизнь.

— А именно?

— Развлечения, милая. Ты ведь знаешь, что это нормально.

И вдруг Розали отпустило. Казалось, огромная ноша упала с ее плеч. Она поняла, что может позволить себе забыть обо всем на время и отдохнуть. Решать ей.

— Ты прав, — сказала она. — Пошло все к черту, это не моя вина, что Землю отправили на живодерню. Я этого не делала. У меня отпуск.

К собственному изумлению, Розали в первое же утро своего пребывания в доме Макса надела бикини и отправилась загорать у бассейна в клаустросфере, хотя солнце уже более тридцати лет назад лишило людей такой возможности. Макс намекнул Розали, что, поскольку они женаты и совершенно одни в герметически закрытом пространстве, Розали могла бы снять купальник.

— Может быть, чуть погодя, — сказала Розали. Она быстро ко всему привыкала, но всему свое время. Быть в клаустросфере — одно дело, а разгуливать по ней совершенно голой — совсем другое.

Однако уже в течение первого дня она успокоилась. Они оба успокоились, наступил медовый месяц. Они плавали, играли в теннис в игровых костюмах виртуальной реальности, выпивали и занимались любовью в мягкой пышной траве.