Кто смог бы оценить все тонкости народных танцев, хитросплетения музыки, все те улыбки и кружные взгляды, какими обменивались девушки с юношами? Пожалуй, лишь Ланселот, рыцарь любви. Но он мертв. Поэтому я обхожу все эти игры молчанием. Скажу лишь, что они танцевали и кокетничали, пока не пришло время ужина.

Музыка продолжала играть. Управляющий дворца велел поскорее принести вино и пряную выпечку. Привратники и сквайры покинули зал, а гости принялись наслаждаться едой и напитками. Подкрепившись немного, они устремились в храм на богослужение. А вернувшись, уселись ужинать. Что к этому добавить? Всем ведь известно, что на царском пиру всего вдоволь и более чем вдоволь. Никто не остается голодным. Там было больше лакомств, чем мне под силу перечислить. Когда пир был окончен, царь и все его окружение вышли во двор, чтобы полюбоваться на чудесного коня.

Со времен осады Трои еще ни один конь не вызывал такого изумления у людей. Троянцы в старину поражались виду деревянного коня; а вельможи и дамы при дворе Чингисхана поражались еще больше, глядя на этого металлического скакуна. Наконец Чингисхан попросил рыцаря рассказать ему все про этого коня. Царь желал знать, насколько он силен, как лучше всего ездить на нем. Как только рыцарь прикоснулся к поводьям, конь принялся подскакивать и пританцовывать.

«Ваше величество, – сказал рыцарь, – тут и рассказывать почти нечего. Когда вы захотите куда-нибудь поехать на нем, просто покрутите эту булавку у него за ухом. Когда мы останемся наедине, я покажу вам, как это нужно делать. Произнесите вслух название страны или города, куда вам нужно попасть, и конь отнесет вас туда. А когда захотите остановиться и погулять, просто покрутите другую булавку – вот эту. Вот и все. Он опустится, остановится и будет дожидаться вашего возвращения. Ничто и никто не сдвинет его с места. А если вы захотите, чтобы конь сделался невидимкой, то дотроньтесь до этой булавки. Тогда он исчезнет с глаз, никто его не увидит. Он покажется снова, когда вы кликнете его. Потом я сообщу вам тайное слово, на какое он откликается. Путешествуйте, куда пожелаете! Попутного вам ветра!»

Царь внимательно выслушал все, что рассказал ему рыцарь. Он понял его наставления и советы и с радостью в душе вернулся в пиршественный зал, а конскую уздечку отнесли в башню. Сам же конь куда-то исчез. Не знаю, как и куда. Не могу больше ничего об этом сказать. Я знаю лишь, что Чингисхан всю ночь напролет пировал со своей знатью, пока не наступил рассвет следующего дня.

На пирующих уже начал сходить сон – эта добрая нянька пищеварения и аппетита. Сын Ночи Гипнос напомнил им, что после тяжких трудов и после обильных возлияний положено отдохнуть. Он поцеловал каждого из них, сам зевнул и всем велел улечься спать. Кровь в их жилах сделалась густой и тяжелой. «Берегите свою кровь, – сказал он, – она ведь – друг природы». Теперь и они все принялись зевать, поблагодарили его за совет и отправились на покой. Ничего лучшего нельзя было придумать.

Я не стану описывать их сновидения. Они ведь много выпили, а пьяным всегда снится бессмыслица. Они проспали до девяти часов утра – все, кроме Канаки. Она поступила благоразумно, как все женщины, и удалилась в опочивальню рано, впрочем, не забыв поблагодарить и благословить отца. Ей не хотелось выглядеть наутро больной и бледной – она желала сохранить свежесть и бодрость. Она успела выспаться, а пробудилась рано. Открыв глаза, сразу же вспомнила о кольце и о волшебном зеркале и так разволновалась, что у нее двадцать раз переменился цвет лица. Ей даже во сне привиделось это зеркало – так поразило оно ее воображение. И вот, еще до наступления рассвета, Канака позвала свою гувернантку и объявила ей, что желает поскорее одеться. Старая карга, мнившая себя если не умнее, то уж никак не глупее своей госпожи, поспешно отвечала:

«Да куда же вы пойдете, моя госпожа, когда все остальные еще спят?»

«Но я желаю встать! Я уже выспалась. Я хочу прогуляться и подышать свежим воздухом».

Тогда гувернантка хлопнула в ладоши и кликнула дюжину служанок, чтобы те одели и нарядили царевну. И вот Канака поднялась с постели, сияющая и румяная, как само солнышко. Светило поднялось в созвездие Овна, воздух уже нагрелся, и царевна радостно вышла из дворца. Она оделась нарядно, по-весеннему, и стала прогуливаться в сопровождении пяти или шести своих прислужниц, наслаждаясь ароматным воздухом раннего утра. Они все вместе прохаживались по просторным дорожкам зеленого парка.

Из-за тумана, поднимавшегося над влажной землей, солнце казалось расплывчатым, розовым, огромным шаром; все дамы радовались, наблюдая такое красивое зрелище. Была чудесная пора года. Прекрасное утро. Запели птицы. И когда они запели, Канака стала понимать все, о чем они поют. Нота за нотой, она следовала за словами их песен. Я ведь забыл вам сказать – перед выходом из дворца она надела на палец то самое кольцо.

Никому не нравится слушать длинные рассказы непонятно о чем или чересчур затянутые истории. Они нагоняют сон. У слушателей кончается терпение. Повествование лишается смысла. Итак, не тратя больше слов, я расскажу, чем закончилась эта прогулка по парку.

Канака, продолжая свою приятную прогулку, вдруг очутилась перед мертвым, высохшим деревом, белым, как мел. В его ветвях сидела соколица и так пронзительно кричала, что весь лес оглашался ее криками. Она так сильно била себя крыльями, что по белому стволу дерева струилась алая кровь. Птица не прекращала жалобно стенать и клевать свою грудь. Ни один дикий зверь, ни один тигр не оказался бы столь жесток, чтобы не пожалеть ее. Вместе с птицей плакали бы все лесные животные, если бы способны были лить слезы. Никто еще не видал такой прекрасной соколицы – с таким нарядным опереньем, такой благородной натуры. Наверное, это была перелетная соколица из какой-нибудь далекой страны; она сидела на ветке, но уже потеряла столько крови, что еще немного – и лишилась бы сознания. Тогда бы она просто свалилась с дерева.

А прекрасная царевна Канака, на пальце которой было волшебное кольцо, понимала все речи соколицы. Она могла теперь не только слушать, но и отвечать ей на соколином языке. Ее наполнила такая жалость к страдалице, что она сама чуть не умерла от горя. Торопливо подбежав к дереву, где сидела соколица, она расстелила пошире свою юбку – на тот случай, если птица, обескровев, упадет вниз. Так Канака простояла довольно долго, не говоря ни слова, а потом заговорила:

«Скажи мне, какова причина твоих страданий? Ты ведь терпишь адские муки, я вижу. Отчего? Ты скорбишь о чьей-то смерти? Или об утраченной любви? Есть ведь только эти две причины, чтобы так сильно убиваться. Ни одно другое горе с ними не сравнится. Раз ты причиняешь себе такую боль, значит, тебя принуждает к этому страх или ярость. Я же вижу: никто тебя не преследует. Пожалей же себя саму. Ради бога, расскажи мне все. Как тебе помочь? Я еще никогда не видела ни птицы, ни зверя, что наносили бы себе такой вред. Ты и меня убиваешь своей печалью. Мне очень жаль тебя. Умоляю тебя, пожалуйста, спустись с дерева. Я – дочь благородного царя. Если я узнаю причину твоего несчастья, я попробую облегчить твои страдания, насколько смогу. Если только это окажется в моей власти, то, с Божьей помощью, я помогу тебе исцелиться от печали до наступления следующей ночи. Подожди-ка. Я сейчас поищу для тебя целебные травки, чтобы залечить твои раны».