– Ребёнок… – не слово, тоже выдох в ответ. В нём было столько эмоций, столько чувств, что оставалось только удивляться, как же он смог это пережить, как же у него получилось всё это вынести. – Глупый мой ребёнок…

Его пальцы скользили по спине, словно проверяя, всё ли в порядке. Они, наверное, больше подошли бы какому-нибудь музыканту, чем ленивому и безалаберному нелюдю. Но ни один, даже самый именитый, самый виртуозный музыкант никогда не будет прикасаться к своему инструменту так же бережно, так же нежно и с любовью. А он прикасался. Будто пытался удостовериться, что это действительно я. Будто ему всё ещё было трудно в это поверить.

– Люблю тебя, – прошептала я, громко шмыгнув носом и спрятав лицо у него на груди, прижавшись щекой к чёрному шёлку рубашки.

Хаос только тихо хмыкнул, продолжая удерживать и согревать меня в своих объятиях. А меня укутало ощущение огромных крыльев, окружающих меня, закрывающих от всего остального мира. Я точно знаю, что у них ломкие, тонкие перья, цвета отполированной стали и утреннего тумана. Они острые как бритва. И пожелай, владелец этих крыльев может оборвать чужую жизнь в одно-единственное мгновение. Но для меня они так и останутся мягче и нежнее шёлка, легче и теплее пуха. Роднее, чем можно предположить. И безопаснее, чем можно представить.

– Ты напугала меня, ребёнок, – мягко протянул Хаос, пристроив подбородок на моей макушке и ероша дыханием коротко обрезанные волосы. – Я думал, что потерял тебя навсегда. И если бы… если бы я знал, что это поможет тебе вернуться… я бы…

Он не договорил. Но от того безумия, что прозвучало в его голосе, боли и скорби, наполнивших прозвучавшие слова, я вздрогнула. И впервые за всё это время поблагодарила наших предвзятых богов за то, что мне помогли вернуться.

– Это было больно, пап… – пробормотала я глухо, вновь вздрагивая от воспоминаний о собственной смерти. – Это было страшно… Пусто… Я начала думать, даже верить, что так будет лучше… Лучше для всех, пап.

– Глупый маленький ребёнок, – устало вздохнул он, отстраняясь, и обхватил ладонями моё лицо, заставляя смотреть ему в глаза.

Чёрные, бездонные и обычно нечитаемые, сейчас они отражали всё то, что пережил этот нелюдь, когда понял, что потерял меня. И что почувствовал, осознав, что я жива. И я сморгнула вновь набежавшие слёзы, осознавая, что Хаос никогда бы не смирился. Просто не смог бы отпустить меня, как ни просили бы окружающие или я сама.

Не смог бы. И всё.

– Посмотри на своего дракона, Кора, – вновь заговорил отец, кивком указывая на кровать. – В его волосах седина, а сам он выбрался из ямы отчаяния только потому, что ему было за что цепляться и было кому вовремя вправить мозги. Посмотри на своего сына, который даже во сне не может отпустить далеко ни тебя, ни своего отца. Лучше? Кому из нас стало бы лучше от того, что мы потеряли часть себя, часть своей души? Кому, Кора? – Хаос не кричал. И касался меня по-прежнему бережно, почти благоговейно. Только от звучащего в его словах укора я вздрагивала, как от удара, стыдливо отводя глаза.

– Так было… проще, – наконец смогла выдавить я из себя, по-прежнему не поднимая головы.

– Это только в сказках бывает легко и просто, ребёнок, – вздохнув, задумчиво произнёс Хаос, вновь заключая меня в объятия и прижимаясь щекой к моей макушке. Потёрся о неё, рисуя кончиками пальцев невидимые узоры на моей спине. – С настоящими привязанностями такой фокус не проходит. Ты не сможешь ни расстаться с ней безболезненно, ни проникнуться ею по одному лишь своему «хочу». Да и, положа руку на сердце, если бы такое было возможно, разве ценилось бы оно так высоко?

Я молча кивнула, признавая его правоту. И прижалась теснее, пытаясь согреться в руках отца. А тот словно задумался о чём-то ненадолго. После чего хмыкнул и тихо, едва слышно протянул:

– К тому же… Нельзя быть такой эгоисткой, Кора. Ладно, этого непутёвого ящера снова собиралась лишить всех прелестей отцовства, не в первый раз всё-таки! А меня-то за что?!

– Лишить чего? – недоумённо моргнула я, нехотя выбравшись из его объятий и удивлённо глядя на счастливо улыбающегося нелюдя.

Тот лишь хмыкнул, очень осторожно коснувшись пальцами моего живота, проведя по нему ласково и неторопливо. Лёгкое прикосновение магии оставило щекочущее чувство на коже, и я, не выдержав, тихо хихикнула, ёжась под действием лёгкого заклятия. И тут же замерла, недоверчиво глядя на своего непутёвого родителя. Потому что сложить два и два, чтобы получить правильный ответ, особого труда не составило. Вот только поверить в свою догадку я не могла, широко распахнув глаза и прижимая руки к животу в неосознанном жесте защиты.

– Но… Как же…

– Тебе в подробностях? – тихо прыснул Хаос, отловив мою руку. – А ты знаешь, неразумное дитя, что лишь благодаря тонкой нити связи, объединяющей эту малышку и Рагдэна, я смог узнать, что ты жива? Что лишь из-за этого нерождённого ребёнка был готов свернуть голову всем, кто попробует причинить тебе вред?

– Я же умерла… – едва слышно возразила я, вновь спрятав лицо у него на груди и продолжая прижимать руки к животу.

И невольно вспомнила, что именно сказал мне Фанэт. Кажется, только теперь я понимаю, что он имел в виду под «у тебя нет выбора».

– Смерть – это только начало, ребёнок, – вздохнул Хаос, поцеловав меня в макушку. – К тому же тот, кто тебя вернул… Как бы это помягче сказать… Он весьма своеобразен. И его система ценностей вряд ли поддаётся обычной логике. Он мог вернуть тебя в любой отрезок времени. Мог оставить тебя умирать. Мог переселить твою душу в любое другое тело… Фанэт имеет множество имён, ещё больше обличий и масок. И всегда действует в угоду личным интересам. Но в кои-то веки эта старая развалина сделала мне поистине царский подарок, да… Надо отблагодарить при случае. Если, конечно, не убьём друг друга сразу.

– Он сказал, что Мантикора – это не имя и не маска на моём лице. Это часть меня, не больше, но и не меньше, – задумчиво произнесла я, всё ещё до конца не веря в то, что услышала.

Собственная смерть, возвращение в мир, где причинили столько боли родным людям, и в итоге получить такой подарок? Тут и представить сложно, что такое вообще возможно, не то что поверить. Вот только не доверять словам отца у меня причин не было. Ни единой, коли быть совсем уж честной. Поэтому, глубоко вздохнув, я всё же решила задать вопрос:

– А…

– Нет, не скажу. Сама узнаешь, когда время придёт… Или когда сможешь сложить нормальную печать, ребёнок, – тут же открестился Хаос, весело фыркнув и отступая от меня на шаг.

Глянул вниз, заметив отблеск света на одной из граней позабытого мной браслета. И, осторожно выпустив меня из объятий, бережно поднял подарок, стараясь не касаться острых граней наконечника.

– Я вижу, тебе понравился мой подарок. – Хаос поманил меня пальцем.

Я сделала к нему шаг, протягивая левую руку. Браслет плотно обхватил запястье, застегнувшись с тихим щелчком, полыхнув напоследок рунами. Трёхгранный наконечник оказался спрятан внутри, и для несведущего человека могло показаться, что на моей руке всего лишь простенькое, ничего собой не представляющее украшение. Разве что форма необычная.