Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что-то дрогнуло в воздухе, разливаясь золотом янтаря в солнечных лучах, наполнявших комнату. Чёрная дыра с рваными, неровными краями, там, где когда-то была связь с ним и с моими сёстрами, тихо, стремительно закрылась, развеивая оставшиеся сомнения: меня любили, меня оберегали, меня помнили… Меня ждали. Несмотря ни на что.
– Ня! – довольно подпрыгнул шур’шун и принялся наворачивать вокруг меня круги, тыкаясь носом куда попало, касаясь кисточкой на хвосте то шеи, то запястья, то ступни. При этом наглец издавал странную смесь из хихиканья, фырканья и мурлыканья одновременно, по-прежнему кося на меня хитрым взглядом и гордо задирая нос.
– Пакость, – засмеялась я негромко, стараясь не разбудить своё семейство, и покачала головой. – Пуши-и-и-истый…
– Ня, – важно кивнул шур’шун и завалился передо мною на спину, подставляя своё пузо для ласковых поглаживаний.
И блаженно уркнул, активно метя хвостом по ковру, когда я прилежно начала почёсывать, перебирая, мягкий подшёрсток.
Уделив должное внимание счастливо развалившемуся зверьку, я снова взяла в руки бархатный мешочек, а получивший свою долю нежности шур’шун перевернулся на живот и вытянул лапы, пристроив на них морду. Сощурившись и поводя время от времени ушами, он следил за мной внимательным, цепким взглядом. Только фыркнул недовольно, получив от меня щелчок по носу, но занятие своё не прекратил, продолжая за мной наблюдать. Я же только головой покачала на это. И медленно потянула за завязки, открывая свой нежданный подарок.
На ладонь из перевёрнутого мешочка выпал широкий, в половину ладони, металлический браслет. Тёмно-серый, блестящий, с чёрными прожилками и насечками белого цвета металл выглядел на первый взгляд цельным. Если же присмотреться и провести указательным пальцем по гладкой поверхности, можно понять, что простенькое украшение состоит из четырёх трапециевидных сегментов, мастерски плотно подогнанных друг к другу. Даже я, человек, имевший дело с самыми разными игрушками и артефактами, далеко не сразу это заметила. И восхитилась работой неизвестного мне мастера. Или же…
Прищурившись, замерев от предвкушения, я поднесла опасно мерцающий в лучах света браслет к лицу. Провела большим пальцем по холодному металлу, медленно нагревающемуся в моих руках. По краям шли катрены, вырезанные на очень древнем языке. Я такие знаки видела лишь однажды, в библиотеке отца, в книге, которая, судя по внешнему виду, знавала времена и получше.
Склонившись ниже, медленно вдохнула запах, исходящий от изящного, хоть и простого на вид браслета. Пахло нагретым металлом, чуть кисловатый, сводящий зубы аромат. А ещё едва уловимо ощущался запах топлёного молока, корицы и шоколада. С лёгкой ноткой пряного коньяка, добавляющего остроты и хмеля. И я улыбнулась, когда в голове невольно, сами по себе стали всплывать цепочкой ассоциаций воспоминания, связанные с этим ароматом…
Первая встреча. Странный прохожий, безумный и беззаботный. Он предложил мне исполнить одну мою мечту, а в ответ попросил звать отцом. Тогда от него пахло кровью, смертью и страхом. Но я всё равно неосознанно доверилась ему, ведь терять мне больше было нечего. О чём никогда не жалела.
Потом была первая смерть. Как ни странно, моя собственная. Обжигающая, болезненная, нелепая. Я ничего не понимала, я не знала, как себя вести и что делать. Я бездумно подставилась под удар, нелепо и так… глупо, да. Отец после долго шутил на эту тему, а я с удивлением поняла, что от него теперь пахнет пряной мятой и смородиновым листом. Интересное такое сочетание, пробуждающее несмелую, пока ещё робкую привязанность к новоявленному отцу.
Затем были и ошибки, и успехи, и падения, из-за которых я плакала на плече у страдальчески вздыхающего нелюдя, явно не знавшего, как себя вести в такой ситуации. Тепло семейного очага и осознание, медленное и планомерное, что я больше не одна. Что у меня снова есть семья.
Усмехнувшись, я прижала браслет к щеке и неосознанно потёрлась о него. Нелепо называть отцом того, кто менял тебя так, как хотел. Глупо любить и доверять тому, кто руководствуется и живёт по одному ему ведомым законам логики и мира. Но для меня этот странный, ленивый нелюдь сумел стать чем-то большим, чем просто случайный шанс на выживание. И дал семью, странную, порой совершенно невыносимую, но близкую и родную. От которой пахнет именно так: топлёное молоко, корица, шоколад. И коньяк, да. Как же без коньяка?
– Папа… – тихо прошептала я, чувствуя, как пальцы царапают края браслета, посылая мурашки вдоль позвоночника. – Как же я по тебе скучаю… папа…
Тихий щелчок, и, раскрывшись, украшение упало передо мной на ковёр. Сегменты разошлись в стороны, демонстрируя подкладку из плотной ткани, явно чтобы прочно фиксировать это произведение искусства на одном месте. Из потайного отделения выглядывала нить шириной с палец, сплетённая из тонкой стальной проволоки и кожаных лент. Её венчал трёхгранный наконечник из чёрного металла, покрытый рунами и печатями. Он мягко мерцал в косых лучах солнца, и я кожей ощущала исходящую от него мощную, опасную магию, способную при необходимости пробить любой, даже самый невероятный в своей сложности и прочности щит.
Я наклонилась и прошлась кончиками пальцев по лезвию наконечника. И не заметила, как остро заточенная грань оставила неглубокий порез на коже. Только когда несколько капель крови упало на металл, заставив вырезанные на нём знаки вспыхнуть и пустить по комнате невидимую волну силы, я поняла, что происходит. Своим неосторожным любопытством я активировала подарок. Привязала его к себе и раскрыла все свойства, какие заложил в нём его создатель. Ну, по крайне мере я думаю, что все. И совершенно точно не хочу проверять на практике, так оно или нет.
Шур’шун вдруг радостно пискнул и, лизнув мои пальцы, завертелся на месте, гоняясь за собственным хвостом. И я, отвлёкшись на его забавы, не заметила, как колыхнулись шторы от невидимого ветра, а воздух вокруг будто застыл, превратившись в вязкое, непреодолимое варево.
Я закрыла глаза, на пару мгновений задержав дыхание, и встала, замерев неподвижно. И шумно, с огромным облегчением выдохнула, когда на мои плечи легли горячие родные ладони. Без сопротивления утягивая в такие уютные, крепкие объятия. Согревая и успокаивая, присваивая и склеивая последние разрозненные кусочки моей души. Окутывая таким любимым запахом, что щипало в глазах от с трудом сдерживаемых слёз. Шмыгнув носом, я откинулась назад, делая глубокий вдох и улыбаясь дрожащими губами. Шоколад. Корица. Топлёное молоко. И та самая, такая яркая и терпкая капелька коньяка.
Папа…
– Кора, – тихий родной голос, опаливший ухо.
Ласковое прикосновение тёплых губ к макушке.
Резко развернувшись в его руках, я уткнулась носом в мужское плечо, обхватив нежданного, но такого желанного гостя за талию. И разревелась. Позорно, громко, шмыгая носом и глотая слёзы. Прижимаясь как можно крепче и действительно начиная верить, что всё будет хорошо.
Что я вернулась.
– Отец… – тихо выдохнула я в перерывах между всхлипами, даже не думая поднимать головы.