– А вам не… – Не жалко ли мне все это взять и оставить? Ну… немножко жалко. Это временно, разберусь со Святой Волей – и тут же обратно, на старую работу. Короче, она сказала, что если я не пойду, присматривать будет не за чем – лес умрет. Это называется Точка Перегиба: будущее много чего зависит от горстки индивидов, включая будущее Леса Хриса.

– Но… – Но кто будет заботиться о Чащобе Девы, пока я буду спасать эту самую Чащобу где-то еще? Не стоило бы тебя в это посвящать, но вообще-то в производство запущен целый новый ангельский чин, под нашими ногами, в инкубаториях: Амшастрии шестой модели, заточенные под экообслуживание. Это местечко без меня продержится. Старый Древо-Отец за ним присмотрит. Ну, пошли. Встал, умылся, поел! Нам идти до лесной стены, а мне еще надо упаковаться и попрощаться с курами. Чего ты так смотришь? Ты думал, откуда эти яйца? Из воздуха?

Один из патрулей Ягуаров Арни Тенебрии захватил четырех мужчин у границы Зоны Пассивной Обороны 6. По действующему приказу всех пленников следовало устранять без промедления, но сублейтенанту Серхио Эстрамадуре стало любопытно, как эти четверо умудрились преодолеть десять километров мин-ловушек, волчьих ям, арканов и бамбуковых колов с дерьмом на острие – и остаться без единой царапины. Наплевав на воздушные патрули Парламентариев, сублейтенант Эстрамадура нарушил радиомолчание и попросил совета у командира.

– Кто такие? – спросила Арни Тенебрия.

– Четыре мужика. Один – тот Старик из Леса, саркастический, другие выглядят нормально. Документов нет, но они в одежде «В.А.».

– Интересно. Гастино ни разу не говорил, на чьей он стороне. Вероятно, он и провел их через зону обороны. Я хотела бы с ними встретиться.

Она смотрела, как ее герильеро ведут пленников. Солдаты связали им руки, надели повязки на глаза и вели их на цепях. Трое спотыкались и колебались на холмах в конце долины; четвертый шагал уверенно и осанисто, ведущий, а не ведомый, будто видел мир не глазами, а чем-то еще. Это, значит, Гастино. Арни Тенебрия с ним уже встречалась, даже дважды, но среди ветеранов Хрисской кампании – и Армии Всея Земли, и Парламентариев – он оставался легендой.

«Какой бы из него вышел герильеро! Он часть леса, у него звериный нюх». Она бросила взгляд на своих герильеро, мальчиков-солдат, неуклюжих, в костюмах-хамелеонах и с тяжелыми армейскими ранцами, с лицами, украшенными наколками или раскрашенными под тигров, демонов, насекомых, в крапинку, в полоску, огуречным орнаментом. Глупые мальчики, играющие в ролевые игры глупых мальчиков. Беглецы-гордецы-стервецы-шельмецы-сорванцы, шизоиды, геи и визионеры. Актеры театра военных действий. Дайте ей тысячу таких, как Гастино, и она сотрет Кинсану в порошок.

В лицах двух пленников есть что-то знакомое. Пока она рылась в грудах памяти, сублейтенант Эстрамадура лишил мужчин рюкзаков, одежды и достоинства и привязал к бамбуковым решеткам. Доклад Эстрамадуры был чистый фарс. У мальчика что, ни глаз, ни ушей? Его информация сводилась к «внезапно мы их увидели». Без глаз и ушей в лесных битвах живут недолго. Арни Тенебрия обыскала одежду пленников. В белых обносках Гастино – вообще ничего, остальное – с бирками Компании, прочное, доб– ротное. Карманы пусты, если не считать бумажных салфеток, ворса и скомканного шарика серебряной бумаги.

Прежде чем перейти к рюкзакам, Арни Тенебрия спросила сублейтенанта Эстрамадуру:

– Имена?

– Э. Забыл спросить.

– Иди и спроси.

Он подскочил к куче бамбуковых решеток, покрасневший и униженный под жирными сине-желтыми тигриными полосками.

«Долго не проживет. Глуп как пробка…»

Минутой позже он вернулся.

– Мэм, их зовут…

– Манделья. – Она показала на лежавший у ноги блокнот в кожаном переплете. – Младший сын Лимааля Мандельи.

– Раэль-мл., мэм.

– Ясно.

– Еще двое…

– Галлачелли. Севриано и Батисто. Я поняла, почему лица кажутся знакомыми. Когда я видела их в последний раз, им было по два года.

– Мэм.

– Я хочу поговорить с пленниками. Доставь их сюда. И отдай им одежду. Голые мужчины жалки.

Когда сублейтенант Эстрамадура ушел, Арни Тенебрия стала приглаживать пальцами короткие, как шерстка, волосы; она гладила их, гладила, гладила, маниакально, навязчиво. Манделья. Галлачелли. Кинсана. Алимантандо, скрытый под обложкой блокнота. Неужто небеса предопределили, что Арни Тенебрии никогда, никогда-никогда от них не убежать? Неужто вся Дорога Запустения странствует по миру, как туча-преследователь, ища уволочь Арни Тенебрию обратно к застою и насмехательству? Чем она провинилась, что прошлое наказывает ее поколение за поколением; неужто это так плохо – желать, чтобы имя твое прогремело громом в небесах? Она игралась с идеей убить их всех – сразу, тихо, анонимно. Идея никуда не годилась. Эта встреча Предопределена Космически. Такое происходило раньше, происходит сейчас, произойдет снова. Она изучала их, стоящих на коленях по ту сторону костра, моргая и морщась от боли в задымленном бараке. Значит, это ее внучатый племянник. Она видела, что они пялятся на нее сквозь дым, но на фоне солнечного света, льющегося сквозь бамбук, оставалась невидимкой. Жан-Мишель Гастино открыл рот, чтобы что-то сказать.

– Спокойно, достопочтенный. Вы все мне более чем знакомы. Мне знакомо имя Манделья, и мне знакомо имя Галлачелли.

– Кто вы? – спросил Раэль-мл. Смельчак. Это хорошо.

– Вы меня знаете. Я демоница, пожирающая младенцев, страшилище, которым пугают детей на ночь, я воплощенное зло, ну или таковым кажусь. Я – Арни Тенебрия. Раэль-мл., я твоя двоюродная бабушка. – И поскольку это доставляло ей удовольствие, она пересказала историю о похищенных младенцах, историю, которую отец-призрак рассказал ей – и которая привела ее в это место и в этот момент. Отразившийся на лице внучатого племянника ужас порадовал ее без меры. – Что такого ужасного, Раэль? Насколько я слышала, ты такой же преступник, как я. – Это не так. Я сражаюсь за права угнетенных и против тиранического режима «Вифлеем-Арес-Стали».

– Молодчина, но только, сделай милость, избавь меня от громких пылких фраз. Я отлично тебя понимаю. Сама была такой. Прием окончен.

Когда сублейтенант Эстрамадура запер пленников в клетку и вернулся, Арни Тенебрия опять мыла руки и смотрела на них с немым восторгом.

– Мне их расстрелять, мэм? Это же обычная практика.

– Вполне обычная. Нет. Верни им рюкзаки, и чтоб из них ничего не пропало. Препроводи к северной лесной стене у Нового Холлсбека – и отпусти. Здесь задействованы такие силы, что обычная практика неприменима.

Сублейтенант Эстрамадура не уходил.

– Действуй. – Она представила его голым, привязанным к двум деревьям, оставленным на милость солнца, дождя и голода. Когда вернется, подумала она. Он слишком тупой, чтобы позволить ему жить. Она смотрела, как патруль Ягуаров эскортирует изгнанников по долине и далее в лес. Дрон воздушной разведки Парламентариев жужжал у Тетисовых холмов на востоке. Отряды в камуфляже суетливо носились в кутерьме сетей, кустов и брезента.