Похоже, дружный клан Мачимба Нагнаттуахов здорово допек свою главную гордость и надежду. На ее месте я бы, наверное, сам взвыл. А может, и нет. Пока не попробуешь, не узнаешь.

— Если бы я хотя бы родилась мальчиком! – неожиданно сказала Кегги Клегги. – Все-таки вам гораздо интересней живется. И это ужасно несправедливо! Вот мои братья могут делать, что захотят, все на них давным-давно рукой махнули. Дескать, что взять с балбесов. Живы, здоровы, в разбойники не подались – и хвала Магистрам.

— Устаревший какой-то подход, — заметил я. – Так жили разве что аристократы при королеве Вельдхут, да и то по большей части в провинциях. А сейчас все устраиваются, как хотят. Многие мужчины распрекрасно делают карьеру, в том числе придворную. А некоторые женщины, напротив, всю жизнь валяют дурака и отлично себя при этом чувствуют. Или даже не дурака. А, к примеру, просто идут учиться на моряков, — добавил я, вспомнив золотоглазого капитана, которым Кегги Клегги была во сне. – Между прочим, девчонок в Высокой Корабельной Школе на нашем курсе больше половины было. И почти все из знатных семей, вроде твоей. Думаю, их просто задрали родительские разговоры о карьерах и заработках, и они все повернули по-своему.

Кегги Клегги растерянно моргнула. И уставилась на меня обиженными глазами ребенка, который вдруг выяснил, что от трех шоколадных конфет кряду умереть совершенно невозможно, что бы там ни рассказывала бабушка. И теперь прикидывает, как много успел упустить, но пока не догадался, что может начинать планировать будущие безумства.

— А почему ты вообще своих родичей слушалась? – спросил я. – Что бы они тебе сделали? Ну не в подвал же заперли бы, в самом деле! А даже если и в подвал, по-моему, тебя такой ерундой не проймешь. И вообще ничем. Ты же храбрая. И характер у тебя всегда был твердый, я помню.

— Знаешь, по-моему, это была не твердость, — вздохнула она. – А равнодушие. Мне было, в общем, все равно, как жить наяву, лишь бы спать спокойно давали, хоть полдня. Я даже уроки делала во сне. И путешествовала, конечно. Весь Мир повидала, хоть и не уверена, что именно таким, каков он есть. А еще, стыдно сказать, шлялась по притонам. Ты что, это же был мой самый любимый сон! Как будто я капитан, прихожу в трактир, закуриваю трубку, требую настоящего укумбийского бомборокки, а все вокруг пялятся и думают, какой я, наверное, великий герой. И только я знаю, что я – еще более великий герой, чем кажется со стороны. Но молчу. Потому что гордец, каких свет не видывал.

Кегги Клегги изумленно посмотрела на меня, словно бы не в силах поверить, что действительно все это рассказывает, и вдруг звонко расхохоталась.

— Вот дуууууууура, — стонала она сквозь смех. – Ну и дура же! Ох, не могу!

Я не знал, что и думать. И главное, что делать. Не то успокаивать бедняжку, не то радоваться, что ей наконец стало легче. Впрочем, поскольку успокаивать я не умею, особого выбора, получается, и не было.

— Уверен, с таким родичем, как Эши, тебе семейные сцены не страшны, — сказал я, дождавшись, пока она более-менее успокоилась. – И король тебя, если что, отпустит, куда захочешь. Подозреваю, он и в Тубур-то тебя отправил, чтобы не скучала во дворце. А вовсе не из каких-то там корыстных соображений. Сонные телохранители у Его Величества и так есть, от отца по наследству достались. Все, между прочим, ученики твоего великого прадеда, лучшие из лучших. Справятся, если что.

— Откуда ты знаешь? – улыбнулась Кегги Клегги. – Король действительно так и сказал – дескать, с Сонными Мастерами тебе веселее будет, чем с дворцовой публикой, вот и поезжай, развейся. А я, так и быть, сделаю вид, будто это для дела надо. Он тебе рассказал?

— Ну что ты. Я с королем вообще ни разу в жизни не беседовал. Просто все говорят, что Его Величество хорошо разбирается в людях, — объяснил я. – И если даже мне понятно, что тебе при дворе делать нечего, то ему – тем более. А в отставку тебя отправлять – оскорбление для всей семьи. Вот и выкручивайся как можешь. Трудно быть королем. Я бы, наверное, через пару лет такой жизни чокнулся.

— А я бы и дюжины дней не протянула, — подумав, решила Кегги Клегги. – Слушай, а ты не помнишь, до какого возраста берут в Корабельную Школу? Мне еще не поздно?

— Никогда об этом не спрашивал. Но у нас на курсе был один дядька, так у него перед самыми выпускными экзаменами внук родился. Поэтому поздно станет еще очень не скоро – если вообще хоть какие-то ограничения есть.

— А ты-то почему не нанялся на корабль? – спросила она.

Я не стал говорить — «потому что женился». Такие вещи всегда трудно объяснять посторонним. Да и вряд ли нужно. Выдал запасное объяснение — тоже, впрочем, вполне правдивое:

— Потому что нюхач.

— Я помню, в Высокой Школе поначалу только и разговоров было, что о твоем носе. И что с того? Тебе корабельные запахи мешают? Что-то воняет совсем уж невыносимо?

— Невыносимо, — вздохнул я. – Только не воняет, а пахнет. Море. Мне от этого запаха так хорошо, словно все городские запасы супа Отдохновения за один присест сожрал. Поэтому на корабль мне можно только пассажиром. Сама скоро убедишься. Кстати, заранее приношу извинения, что стану очень скучным попутчиком. И настолько бездарным собеседником, что как бы ты меня за борт не швырнула от досады.

— Ничего, — сказала Кегги Клегги. – Я буду держать себя в руках. Спасибо, что предупредил.

— Можешь заранее потренироваться на изамонцах, — ухмыльнулся я. – Если за полдня в Цакайсысе никого не зашибешь, значит, и у меня неплохие шансы выжить.

— Что мне твои изамонцы, — высокомерно фыркнула она. – Я вон за столько лет при дворе никого не убила. А по сравнению с некоторыми придворными дамами Его Величества, жители Цакайсысы вполне милые люди. По крайней мере они смешные, а за это многое можно простить.

По дороге к изамонской границе мы развлекались вовсю. Представляли, как будем торговаться с околачивающимися там возницами, которые сперва заломят немыслимую цену в надежде, что мы побоимся ночевать под открытым небом. Предвкушали, как станем совещаться – в кого бы превратить этого негодяя? В жабу? Ох нет, леди не любит жаб! Тогда, может быть, в индюка? Или даже в индюшку, чтобы яйца пришлось нести? Заключали пари, на каком месте у возницы не выдержат нервы и он согласится на обычную плату в пять корон Соединенного Королевства. А может, и до четырех скинет с перепугу. Но тут главное не перестараться: если совсем запугать, удерут, и кукуй потом до завтра.

— Зато! – восхищенно кричала Кегги Клегги, вместе с печалью утратившая все свои светские манеры. – Когда стемнеет! Они! Увидят Эши!

И мы снова принимались хохотать, силясь представить встречу изамонского возницы с нашим призраком и понимая, что воображение тут бессильно. Эши Харабагуд веселился больше всех и, кажется, сожалел, что до сих пор ему не пришло в голову поселиться в Изамоне и устраивать там еженощную охоту на трусишек.

Однако нам не повезло. В смысле, наоборот, повезло. В общем, это как посмотреть. То есть развлечения не вышло, а поездка, напротив, удалась. Молодой возница в скромной по изамонским меркам шапке сразу затребовал пять корон, и мы с Кегги Клегги, растерянно переглянувшись, уселись в его амобилер. Парень оказался спокойным и на редкость неразговорчивым, даже о тайной власти своей прапрабабки над Чангайской династией докладывать не стал, только и сообщил между делом, что один из его предков лично принимал участие в строительстве Цакайсысы. Ничего удивительного, должен же был кто-то построить этот грешный городок, и в одиночку такие дела не делаются.