«Он слишком отличался от других и всегда любил сарказм, вот почему люди не всегда могли оценить его шутки, – сказала Джо Флетчер. – Он был взволнован из-за приза «Карнеги». Терри вовсе не веселый маленький гном, каким его любят изображать, но в нем нет горечи и злобы».

Тем не менее Пратчетт переживал, что литературное сообщество так долго игнорировало его труды. Вне всякого сомнения, Пратчетт был доволен получением двух наград «Лучший автор НФ/фэнтези» и «Хуже всех одевающаяся персона в НФ» в 1997 году на присуждении премий SFX, но едва ли это можно считать проявлением уважения со стороны индустрии[232]. С «Карнеги» дело обстояло иначе. Приз был желаемым и уважаемым, и всего тремя годами ранее его последний получатель жаловался в собственной онлайновой новостной группе, что никогда не сможет его завоевать.

Рынок детской литературы заметно изменился с того момента, как в 1996 году вышла последняя детская книга Пратчетта «Джонни и бомба». В следующем году в книжных магазинах появился «Гарри Поттер и философский камень», и к началу нового тысячелетия франшиза Дж. К. Роулинг полностью изменила индустрию. Роулинг потребовалось всего несколько лет, чтобы свергнуть с престола Пратчетта как еще действующего автора лучших бестселлеров Великобритании. В первый же день выхода книги «Гарри Поттер и кубок огня» было продано столько же экземпляров, сколько нового романа Пратчетта за целый год. К тому времени, когда вышли «Изумительный Морис и его ученые грызуны», книги Роулинг разлетались сотнями миллионов, а фильмы, снятые по ее романам, заметно подняли продажи романов. Как написал на своем сайте Колин Смайт, книги о Поттере до «неузнаваемости изменили рынок». Роулинг сумела добиться того, что не получилось у десятков самых разных книг о «нищих сиротах с необычными способностями и таинственной судьбой» – она сделала фэнтези крутым. Естественно, появились сотни подражателей, и ее успех увеличил продажи книг других хороших авторов фэнтези. Захватывающая трилогия Филипа Пулмана «Темные начала» (His Dark Materials) сама по себе стала заметным явлением, а третий том «Янтарный телескоп» (The Amber Spyglass) получил премию «Карнеги» за год до «Мориса». Серия Дэниела Хэндлера «33 несчастья» (A Series of Unfortunate Events) и романы Йона Колфера про Артемиса Фаула также раскупались сотнями тысяч экземпляров. Если в девяностых издатели мечтали найти «новый Плоский мир», то в начале двухтысячных отчаянно хотели «следующего Гарри Поттера». Возвращение Пратчетта в детскую литературу, случайное или намеренное, означало, что абсолютный мастер поколения вновь пришел на рынок, готовый его принять. Медаль «Карнеги» стала тому доказательством, пусть даже и в форме огромной шоколадной монеты. Тем не менее, несмотря на награду, уже не вызывало сомнений, что Пратчетт больше не является лучшим. Книги о Поттере стали неконтролируемым явлением, которое заново определило понятие «литературного успеха». Терри лишился своего трона, а средства массовой информации постоянно сравнивали Пратчетта и Роулинг. В 1999 году его пригласили написать эссе для The Sunday Times о расцвете фэнтези в связи с выходом третьей книги Роулинг «Гарри Поттер и узник Азкабана». В нем Пратчетт говорит, что серия о Гарри Поттере следует старым добрым традициям английского фэнтези, Толкина, Льюиса, Э. Несбит, Дианы Уинн Джонс, Сьюзан Купер и Алана Гарнера. В заключение он назвал работу Роулинг «прекрасно приготовленной».

Пратчетт всегда внимательно наблюдал за новинками в индустрии, заметил феномен Роулинг еще до того, как он достиг гребня волны, и прочитал «Философский камень» из любопытства. Неожиданный успех серии сделал неизбежным пересечение общих элементов двух миров (волшебники, ведьмы, магические школы, тролли, гоблины, метлы и любимые драконы) – зазвучали тревожные колокола, и Терри решил не читать остальные книги, чтобы предотвратить обвинения в плагиате в обоих направлениях. Инстинкты его не подвели. К 2001 году юные фанаты начали спрашивать, не вдохновлен ли Страшдество (Hogswatch) Плоского мира школой Хогвартс (Hogwarts) из книги Роулинг. И совсем не помогало то, что по чудесному совпадению Пол Кидби нарисовал волшебника Плоского мира Думминга Тупса очень похожим на Гарри Поттера. Для юных фанатов, познакомившихся с жанром благодаря книгам о Гарри Поттере и теперь расширявших свои познания в этой области, тот факт, что Пратчетт создал Страшдество в 1976 году, а Кидби рисовал Думминга с 1995-го, просто не имел для них значения. С чего бы? Конечно, над обвинениями посмеялись, недоразумения исправили, но сравнения не прекратились. Даже на BBC, где Эндрю Марр брал интервью у Пратчетта в утреннем шоу, он представил своего гостя как писателя, «следующего по стопам Дж. К. Роулинг и Филипа Пулмана».

К несчастью, речь на вручении премии «Карнеги», где прозвучали неправильно понятые слова о том, что фэнтези – это больше, чем «чародеи, размахивающие волшебными палочками», стала сигналом для средств массовой информации, обожавших сенсации, для развязывания войны чародеев. Теперь Роулинг постоянно присутствовала в прессе Пратчетта. Он больше не был «британским автором номер один во всех списках бестселлеров» и стал человеком, который «раньше находился на первых строчках этих списков». Его постоянно просили высказать мнение о книгах Роулинг, и он научился тщательно подбирать слова, неизменно отзывался о ее работах с уважением и всякий раз повторял, что читал только первую книгу о Поттере, но считает Роулинг и себя вполне компетентными авторами, которым повезло оказаться на плечах гигантов. Периодические попытки заставить его согласиться, что на Роулинг повлиял Плоский мир, он всегда умело отбрасывал. В конечном счете они оба работали в жанре фэнтези. Никто из них не придумывал школу волшебников, и оба черпали идеи из общих источников – столетиях литературы о магии, мифических существах и диковинных мирах. Лишь однажды Пратчетт позволил вовлечь себя в подобное обсуждение на публике. В июле 2005 года в журнале Time появилась статья о Роулинг. Там она сказала, что не является поклонником фэнтези, сначала не понимала, что пишет, и считала свою работу ниспровержением прежних избитых сюжетных ходов. Time воспользовался ее словами для напыщенных дезориентирующих тирад – заявив, что до Роулинг фэнтези было «идеализированным, романтизированным, псевдофеодальным миром, где рыцари и дамы обожали английские народные танцы под музыку “Зеленые рукава”»[233].

Пратчетт написал письмо в The Sunday Times – этакий ответ на комментарии Роулинг, – обратив особое внимание на высокомерный и пренебрежительный тон статьи, спрашивая, какая необходимость заставила ее автора принижать одних писателей, чтобы повысить значимость другого. Пратчетт совершенно справедливо указал, что «ниспровержение», которое Time относил к словам Роулинг, всегда было в сердце лучшего фэнтези. Письмо главным образом фокусировалось на статье The Times, а не самой Роулинг, однако в нем имелся один несомненный выпад в сторону автора «Гарри Поттера» – неужели, когда она писала книгу о волшебниках, драконах и гоблинах, Роулинг действительно не понимала, что пишет фэнтези?