Методология

Поразительный архитектурный дизайн.

В память Холокоста было создано несколько замечательных архитектурных творений, но большая их часть слишком абстрактна и заумна, чтобы сразу же вызвать жажду продления рода в чреслах фригидной еврейской женщины, которой за тридцать. Институт каспийских исследований Холокоста будет построен в форме гигантской разломанной мацы — намек на трагедию, которая постигла наш народ, и напоминание о еврейской пасхальной трапезе, которая среди всех травм еврейского воспитания считается «наиболее щадящей» (см.: Гринблатт, Роджер. «Почему именно в эту ночь из всех я принимаю всего один миллиграмм лоразепама? Анналы современного еврейства». Издательство Университета штата Индиана). Главное выставочное пространство «разломанной мацы» будет вести к ноге ягненка, покрытой титаном, символизирующей и предплечье Всемогущего, и нашу собственную вновь обретенную грубую силу.

Новый племенной строй.

Политика идентичности — вот великая сердцевина нашего стремления к Непрерывности, к продолжению рода. Идентичность почти исключительно порождается родовыми муками нации. Для нас, процветающего, благополучного народа, нашедшего надежное прибежище в объятиях мировой суперсилы, это означает Холокост, Холокост, Холокост. Две половинки разломанной мацы будут проникнуты духом Нового Племенного строя, который очаровывает молодых людей по всему западному миру как сердитая реакция на глобальное стремление к однородности. Первая половинка покажет муки еврейского народа в прошлом (параллельная серия клозетов будет демонстрировать то же для сево), а вторая половинка напомнит о том, что мы легко забываем, как сильно они нас ненавидят (песенка сево). Вкратце: первая половинка — Хрустальная ночь, транспортировка детей в газовые камеры, краковское гетто, Черновицы, Вадович, Дрогобыч; вторая половинка, вызывающая чувство вины, — видеофильмы, в которых еврейские мальчики из колледжа на совместных вечеринках с женскими студенческими обществами флиртуют с серьезными корейскими девушками, в то время как хорошенькие еврейские maideleh[17]строят глазки афроамериканцам. Подтекст: шесть миллионов погибли, а вы крутитесь на табурете в баре с какими-то чужаками?

Холокост для детей.

Исследования показали, что никогда не бывает слишком рано для того, чтобы напугать ребенка, показывая ему скелеты и голых женщин, которых травят собаками на польском снегу. В детях будут искусно насаждать семена страха, ярости, бессилия и вины — лет с десяти. С помощью современной техники бессвязный лепет о Холокосте неквалифицированных учителей в американских еврейских дневных школах будет сжат в сорокаминутную кровавую баню. Юные участники покинут класс с чувством отчуждения, глубоко подавленные — их частично утешит грузовик с мороженым, поджидающий в конце выставки.

Приложение: «Вы думаете, что это больше не может случиться?»

Да, вы так думаете? Ну что же, друг, подумай еще раз. На этом пространстве, согласно смелой концепции, дюжины молодых французских арабов будут швырять камни в проходящих мимо посетителей музея, угрожая: «Еще шесть миллионов», в то время как пассивные французские интеллектуалы будут стоять в сторонке, покуривая и попивая, покуривая и попивая. По соображениям безопасности «камни» будут сделаны из бумаги, а молодые французские арабы посажены в клетку.

Нога ягненка, покрытая титаном.

Наша музейная экспозиция заканчивается на высокой ноте, отмечая достижения выдающихся американских евреев с помощью таких жизнеутверждающих экспонатов, как «Дэвид Копперфилд: миф и магия» и «Вперед и в сторону: смерть литературы и рождение ситкома». Один-два зала можно посвятить культурным достижениям Израиля. Или нет.

Шатер согласия.

Именно здесь все соединится, и Непрерывность получит свое заглавное «Н». Войдя в Шатер согласия и сдав образец крови и кредитный чек, евреи в том возрасте, когда они способны к деторождению (от тридцати четырех до пятидесяти одного), покажут Гитлеру и его головорезам, куда именно они заткнут их Окончательное Решение. Здесь не существует слова «нет». Примечание: Шатер должен быть шершавый и зеленый, дабы символизировать плодовитость лета. Никаких цирковых шатров! Это серьезное дело.

А теперь словечко от нашего спонсора…

Чтобы докричаться до американской политической власти, у евангелистских христиан будет свой собственный (гораздо меньший) шатер, где они смогут обращать в свою веру плодовитых евреев, которые, все в поту, шатаясь, выходят из Шатра Согласия. Мы прикинули, что всего 1–2 процента наших людей купятся на эту гойскую песнь сирены. Это невысокая цена, и лоббирующие нас будут нам благодарны.

Итоги первого года работы.

1) Двести тысяч евреев посеют дополнительные сто тысяч евреев на берегах Каспийского моря.

2) Две-четыре тысячи посредственных евреев станут мормонами (или кем там еще) и перестанут тянуть всех нас вниз.

3) Двадцать тысяч еврейских детей проникнутся сознанием того, что каким-то образом это и их вина.

Когда я рассылал свое предложение о Холокосте членам ГКВПД, я был потрясен, увидев, что в моем почтовом ящике имеется электронное послание от «[email protected]».

Дорогой Миша!

Как дела, Па? Как дела там, где ты сейчас?

Я знаю, что, вероятно, сейчас я не самый твой любимый персонаж, но я не знаю, к кому еще обратиться. Профессор Штейнфарб меня бросил. Он получил место на юге Франции и отбыл в середине семестра. Я послала ему е-мейл, но он мне не ответил, и тогда я позвонила его издателю, и эта мерзкая сука сказала, что они не будут больше делать Антологию иммигрантских писателей.

Я думаю, что беременна от профессора Штейнфарба. Я даже уверена в этом, потому что меня тошнит. Но хуже то, что я так упорно работала над тем эссе о том, как они подожгли наш дом в Моррисании, а теперь никто его не прочтет и не узнает о том, как я почувствовала, что повзрослела. Я думала, что я другая и могу рассказать особенную историю, но, наверное, все это не так. Честно говоря, это огорчает меня даже больше, чем пожар и беременность, потому что на какую-то секунду у меня появилась надежда, что моя жизнь изменится.

Ты, вероятно, говоришь: ха-ха, а я тебе говорил, не отрицай это! Но я знаю, у тебя тоже всегда были надежды. И я знаю, что была одной из твоих надежд, а я тебя подвела. Вероятно, теперь ты встречаешься с кем-то новым, так что, похоже, мне отплатили.

Во всяком случае, я не знаю, что делать с ребенком, и думаю, что должна его родить, а иначе это грех. Я хотела бы, чтобы ты был здесь, Миша. Хотела бы, чтобы все это не произошло. Если ты еще хоть немножечко меня любишь, пожалуйста, скажи мне, потому что сейчас это имело бы большое значение.