Великан велел ей сесть в черное кожаное кресло, потом связал руки толстым шпагатом и привязал ее к спинке кресла. Примотал веревкой поперек живота. Она истерически рыдала, возможно, поэтому он не стал связывать ей ноги и затыкать рот кляпом. А главное, связал руки не слишком сильно. Нэнси всхлипнула в последний раз и решила, что никто ей не поможет, кроме нее самой. Что делать?

Еще раз оглядевшись по сторонам, она ничего полезного для себя не обнаружила. Тогда она подняла запястья к лицу и осмотрела узлы. Простой узел, но завязанный дважды, один поверх другого. Растянув руки в стороны, Нэнси сумела ухватить узел передними зубами и принялась тянуть и дергать веревку.

Первый узел поддался легко, а вот второй — никак. Сколько она ни старалась, он не желал распутываться. И тут послышались тяжелые шаги великана на лестнице.

Еще секунда — и его огромная туша втиснулась в дверной проем. Нэнси подняла на него взгляд и увидела, что он изучает ее. Негодяй уставился прямо на ее грудь. Нэнси очень старалась не закричать. Если начать кричать, он мог заткнуть ей рот.

— Пива хочешь?

Нэнси покачала головой и опустила взгляд.

— Уверена? Ну, я-то точно выпью. Как я понимаю, мы с тобой чуть попозже устроим славную пирушку, и никуда тебе от этого не деться. И нечего корчить из себя целку, когда начнем веселиться. Лучше бы выпила. Глядишь, дело пошло бы веселей. Смекаешь, о чем я?

Нэнси опять покачала головой.

— Ну, как знаешь. Лично я собираюсь попить пивка, посмотреть немного телик, а потом, как Терминатор говорит, я вернусь.

Тайлер сказал Хану:

— Позволь мне кое-что прояснить. Ты не менял лабораторные результаты по Торресу?

Они сидели в угловой кабинке круглосуточной кондитерской. Пахло выпечкой, сигаретами, кофе, потом. Тайлеру показалось, что большинство посетителей кафе либо торговцы наркотиками, либо их клиенты. Как бы то ни было, они с Ханом оказались тут старше всех и выглядели чужаками. В окне виднелась припаркованная на другой стороне улицы патрульная полицейская машина с незаглушенным мотором и опущенными стеклами. Двое полицейских на переднем сиденье пили кофе.

Хан взял бумажный стаканчик с дымящимся переваренным кофе и подул на него.

— Я отслеживал этот случай. — Он замолчал и отпил немного кофе. — После того как ты подал рапорт, я по соответствующему протоколу перенаправил его Джиму Дэю. Ты хоть представляешь, как эта штука должна работать? Меня просто умиляет, как «Мед-индекс» все устроил. Если, допустим, ты, — Хан кивнул Тайлеру, — обнаружишь какую-то проблему в системе клинической информации, ты обязан рапортовать напрямую инженеру компании, работающему на месте. Считается, что мой отдел проблемами такого рода вообще не должен заниматься. В каком-то плане это может показаться разумным… раз уж мы имеем дело с бета-версией. То есть сами производители до сих пор активно совершенствуют программу. Проблема в том, что у нас страшная текучка кадров. Всегда найдется кто-то еще не въехавший в эти политические тонкости. В результате каждую неделю ко мне на стол попадает целая стопка рапортов по такого рода проблемам. В большинстве своем это обычные ошибки пользователя, ничего особенного. Я передаю их программистам «Мед-индекса» как верный и преданный приспешник последнего. — Глаза Хана вспыхнули гневом. — Они все считают, раз я пакистанец, то слишком туп и не понимаю ничего из происходящего в медцентре. Я стараюсь их в этом не разубеждать.

Но я не ответил на твой вопрос. Да, я отслеживал карту Торреса. Я передал информацию «Мед-индексу», и буквально через несколько часов медицинская запись в карте Торреса была изменена. Поверь, это не моих рук дело.

Тайлер опустил взгляд на свой собственный стаканчик кофе. Можно ли верить Хану? Тайлер никогда не был хорошим физиономистом, тем более в подобных ситуациях. Он привык верить людям на слово: так его учили в медицинской школе. Если будешь сомневаться в каждом слове пациента, диагноз не поставишь. Конечно, с опытом приходит способность процеживать сказанное, отсеивать лишнее, выстраивать последовательную картину, но верить пациенту нужно безусловно.

— Ну и как ты думаешь? Кто внес изменения? Дэй?

Хан вскинул обе ладони:

— Тут уж мы оба можем гадать с равным успехом. Но запомни одно: если только Дэй не обладает доступом к высшему уровню секретности или если он не умеет манипулировать системой, не оставляя следов, я бы сказал: это не он.

— Но если не Дэй, то кто?

— Ну, если нет следов, как же это определить? Возможно, кто-то с доступом на верхний уровень или кто-то, сумевший взломать систему защиты.

— Но у этого кого-то должен быть веский мотив, чтобы вносить изменения! — возразил Тайлер. — Кто же это может быть?

Хан бросил на него изумленный взгляд, ясно говорящий: «Ты что, в самом деле такой идиот?»

— Да любой, у кого есть фьючерсные акции «Мед-индекса», захочет замять это дело.

— Но не каждый готов убивать ради фьючерсных акций, Юсеф. — Тайлер вскинул руку. — Ладно, это к делу отношения не имеет. А дело в том, что мы оба знаем: в системе есть дефект. Но в чем состоит дефект? Я хочу сказать: как происходит замена данных?

Хан начал отвечать очень осторожно, взвешивая каждое слово:

— Трудный вопрос. Проще всего сказать, что кто-либо нарочно меняет данные. И я должен признаться, мне приходила в голову эта мысль. Но с какой целью? Это же не имеет смысла, верно? Тем более что изменения вроде бы происходят произвольно.

— Согласен.

— Другая вероятность, — продолжал Хан, — в том, что некий дефект изначально присущ данной программе… нечто искажающее информацию либо в момент ввода, либо сразу же после ввода. Я склоняюсь к последнему. В противном случае изменение слишком легко можно было бы засечь. В пользу этой версии свидетельствует и то, что, как я уже говорил, случаи кажутся абсолютно произвольными и, насколько мне известно, затрагивают не только систему медицинских записей. Мне приходилось видеть подобные ошибки и в бухгалтерии, и в административном отделе. Если хочешь точнее, проблема ограничена только теми секторами, где действует система «Мед-индекс». А там, где действует стандартный компьютерный софт, ее нет.

Тайлер кивнул. Объяснение Хана совпадало с тем, что говорил ему Фергюсон.

— Но я так и не понял, каким образом данные могут меняться спонтанно? И если Леви об этом знает, почему он до сих пор не устранил дефект?

Хан отломил кусочек пончика.

— Такой сбой обнаружить крайне трудно. А этот произвольный, перемежающийся. Если не можешь воспроизвести симптомы, его практически невозможно выловить. Лучшее, что можно сделать, — это поставить «заплатку», как у нас говорят, и действовать в обход. — Хан горько рассмеялся. — Но тут возникает фигура великого и ужасного Берни Леви.

Он сунул кусок пончика в рот.