– Ты никогда не была наказанием.

– Грей, я точно знаю: ты считал меня несносным ребенком, – возразила Минерва, не решаясь взглянуть на него. – Я повсюду ходила за тобой по пятам.

– Я помню праздник в саду, который мы устроили в Драмблейде, когда тебе было двенадцать. Ты нарядилась в розовое платьице и соломенную шляпку с розами.

Вместо заснеженных холмов перед глазами Минервы появился парк Драмблейда, множество роз с тонким запахом, клумбы за домом, пестрящие оранжевыми, лиловыми, желтыми и алыми цветами. А затем она увидела саму себя – в розовом платье, которым несказанно гордилась, поскольку это был ее первый «взрослый» наряд.

– В шляпе мне было жарко, – призналась Минерва, – она жала мне на уши.

– Помню, – тихо отозвался Грей. – Когда ты выследила меня и вошла следом за мной в зимний сад, то заявила, что в парке слишком жарко и к тому же тебе мешает шляпа.

Его воспоминания были в точности такими же, как у нее.

– А что ответил я? По-моему, ты забыла.

– Что ты! – Минерва обернулась к нему. – Ты спросил, не лучше ли было присесть в тени под деревом и снять шляпу, вместо того чтобы идти в зимний сад. И мне стало ясно: ты понял, что я преследую тебя. Я покраснела.

– Стала алой, как самая яркая роза.

– Ты взял меня за руку, подвел к чугунному стулу и велел сесть. Я попыталась развязать ленты шляпки, но от смущения пальцы не слушались меня, и ты мне помог. А потом ты вышел в парк и вернулся со стаканом лимонада. И замер как вкопанный, глядя на меня так же серьезно, как сейчас. Только теперь ты выглядишь гораздо внушительнее, чем тогда.

Грей усмехнулся:

– У меня было время поупражняться.

– Грей, если ты хотя бы на миг надеялся охладить мой детский пыл, то сильно заблуждался.

– Очень скоро я заметил, что ты продолжаешь исподтишка наблюдать за мной.

Минерва вновь устремила взгляд на заснеженные холмы.

– Когда я впервые увидела тебя, то испытала легкий трепет – предчувствие любви. А потом ты повел себя как джентльмен, стараясь пощадить мои чувства… вот тут-то я и влюбилась в тебя.

– Быть не может, Минерва. В то время тебе едва минуло двенадцать.

– Честное слово! Вот почему я ходила за тобой по пятам.

Грей помедлил с ответом, и наконец, понизив голос почти до шепота, произнес:

– Я был польщен. Ты очаровала меня, Минерва. В тебе чувствовалась сила, тебе было чуждо жеманство. А я терпеть не мог жеманниц, всегда готовых состроить гримаску и скромно опустить ресницы.

Минерва усмехнулась:

– Ты имеешь в виду кокеток, искушенных прелестниц? Значит, я в этом искусстве не преуспела?

– Ты оставалась сама собой, и за это я полюбил тебя.

Минерва ждала продолжения, но Грей молчал.

– Наверное, ты долго не воспринимал меня как женщину, – спустя какое-то время сказала она. – А я постепенно взрослела, наблюдала, как ты крепнешь и растешь, и дождалась – ты впустил меня в свою жизнь. Если я и стала уверенной в себе женщиной, то лишь благодаря тебе. О, ты всегда вел себя как истинный джентльмен, точнее, почти всегда, и не мешал мне поступать как захочется, утверждая, что так и должно быть.

– Послушать тебя, так я святой.

– Нет! – Минерва снова уставилась в окно. – Ты был и до сих пор остаешься повесой, за это я ручаюсь. Вспомнить хотя бы, сколько раз ты прятался только ради собственного удовольствия неожиданно выскочить и напугать меня.

– Ничего подобного.

– Неправда! А когда ты обнаружил, что целоваться со мной приятно, ты ни разу не упустил удобного случая.

Грей закашлялся.

Минерва заморгала: воспоминания оказались одновременно и сладкими, и мучительными.

– Нам пора.

– Я хотел бы навсегда остаться здесь.

Она тоже мечтает об этом и хотела бы броситься к Грею в объятия, но что будет дальше? Закрыв глаза, она спросила:

– Зачем ты предложил Клаку помощь?

– Это только предлог остаться с тобой наедине.

– Так я и знала. Мне просто хотелось услышать своими ушами. Жалкая уловка, верно?

– Если кто-нибудь из нас и выглядит жалко, так только я, – вздохнул Грей.

– Эти люди… они меня пугают. Ума не приложу, почему родители согласились устроить для них этот прием. Едва они дали согласие, как Клаку потребовались от них новые услуги, и наконец он переложил абсолютно все заботы на мамины плечи.

Грей не знал, что и делать. Стоит ли нарушать это хрупкое перемирие еще одним обвинением против Арбаклов?

– Вероятно, твои родители не нашли убедительной причины для отказа.

Минерва тяжело вздохнула:

– Спасибо тебе за эти слова.

Как хотелось бы Грею столь же легко устранить все разногласия с Минервой, но, к сожалению, это невозможно.

– Ты совершил ужасную ошибку, Грей.

Фэлконер тотчас зашагал из угла в угол.

– Грей!

Он по-прежнему молча мерил комнату шагами.

– Впрочем, не важно, – продолжала Минерва. – Все это пустая трата времени. Я никогда не прощу тебя за то, что ты предположил.

– Ты хочешь сказать – за мои подозрения?

Минерва устроилась на скамье поудобнее, отвернувшись к стене и подобрав ноги.

– Мама искренне беспокоится за тебя.

Не выдержав, Грей расхохотался.

– Какой же ты упрямый! – Минерва прижалась лбом к грубо отесанному холодному камню. – Если бы ты знал… Конечно, откуда тебе знать! Так вот, мама пришла ко мне и извинилась за то, что они с папой пытались разлучить нас, считая, что так будет лучше.

– Как трогательно!

– Можешь язвить сколько угодно. – Она прислонилась к стене. – Мама сказала, что ей известно, как я люблю тебя. И как ты любишь меня.

– Ну это давно не новость.

Почему Грей никак не возьмет в толк, что он заблуждается?

– Она просила прощения за то, что не встретила тебя, как долгожданного гостя, – дело в том, что они с папой опасались за меня. О твоем исчезновении ходило много всяких слухов, а когда ты вдруг вернулся, мои родители встревожились.

– Несомненно, – пробормотал Грей.

Минерва не унималась:

– Да, они извинились передо мной. Они были потрясены, узнав, что кто-то пытался меня отравить.

– Еще бы! Ты чуть не погибла.

– Грей, ну почему ты так несправедлив к ним? Твоя судьба моим родителям небезразлична. Они боятся за тебя и считают, что ты должен уехать отсюда.