К нам присоединились Муто и его ведомые. Муто улыбался и шутил:

– Что ж, раз всем нам предстоит через несколько часов умереть, давайте-ка еще раз посмотрим друг на друга. Хочу запечатлеть в памяти ваши милые лица, чтобы вспоминать их в другой жизни.

От его шутки стало легче, мы засмеялись и сели на землю. Муто продолжал смеяться и шутить. Но вскоре шутки стали казаться банальными, и мы смеялись через силу.

К нам подошли несколько освобожденных от выполнения задания летчиков. Они принесли подарки, которые нашлись среди их скудных личных запасов: сигареты, сладости и несколько бутылок газированной воды. Своими подарками они, конечно, пытались подбодрить нас, выразить свое сожаление по поводу того, что не их, а нас выбрали для выполнения этого смертельного задания. Мы по достоинству оценили их поступок. Запасы самого необходимого на Иводзиме были почти полностью исчерпаны, и мы понимали, что, вручая нам эти скромные подношения, они отрывают от себя последние крохи…

В их широко раскрытых глазах таилась грусть, выражавшая их истинные чувства лучше ненужных сейчас слов. Муто больше не шутил. Погруженный в свои мысли, он молча сидел, опустив голову. Воздух казался наэлектризованным от вновь воцарившегося напряжения.

Пришло время отправляться на последнее задание.

Пилоты третьей тройки вышли из палатки, и мы все вместе направились к своим истребителям. Остановившись рядом с самолетом, я взглянул на свой парашют. После этого все как один девять летчиков отстегнули парашюты и побросали их на покрытую вулканической пылью взлетную полосу.

Мой Зеро не заводился. Я старался, но запустить двигатель мне не удавалось. В конце концов он все-таки завелся, но сильно вибрировал. Двигатель явно был не в порядке.

Этот самолет два дня участвовал в боях, и работавший во время воздушных схваток на пределе своих возможностей двигатель почти вышел из строя. Когда я переключался с одного магнето на другой, винт не просто замедлял вращение, а почти останавливался. Только с обоими работающими магнето он мог нормально вращаться.

В других обстоятельствах я не стал бы даже пытаться вылететь на находящемся в таком состоянии самолете. Но теперь? Мне стало не по себе. Я посмотрел на другие истребители. Механики пытались что-то наладить в четырех из восьми других самолетов, трудности были не только у меня.

Но кому сейчас нужен самолет в безупречном рабочем состоянии? Запомни, Сакаи, это полет в одну сторону. Тебе нужно пролететь всего 450, а не 900 миль. Ты не вернешься с этого задания. Неисправный двигатель перестал волновать меня. Я ждал, пока он прогреется.

По взлетной полосе один за другим пронеслись восемь бомбардировщиков. Первый Зеро стал выруливать на позицию для взлета. Я медленно последовал за ним, мои ведомые не отставали от меня.

По обе стороны взлетной полосы выстроились механики и летчики. Сняв головные уборы, они махали нам вслед носовыми платками. Мы взлетели и, разбившись на тройки, повернули туда, где должен был находиться флот противника.

Я чувствовал себя опустошенным, мое казавшееся безжизненным тело окоченело. Остров Иводзима выглядел точкой на горизонте, которая становилась все меньше и меньше.

Я чувствовал себя песчинкой. Один, в крохотном истребителе среди бескрайнего простора океана.

Оглянувшись, я уже не смог разглядеть исчезнувший за горизонтом остров. Перед глазами все расплывалось и дрожало. От огорчения у меня кружилась голова.

В небе передо мной вдруг возникло лицо матери. Видение, но каким реальным оно казалось!

Она улыбалась мне. Она не знала, что вскоре я должен умереть, собственноручно лишить себя жизни. Я стал вглядываться в ее лицо. Видение медленно растворилось и исчезло.

Мне вдруг стало ужасно одиноко. Я был затерян среди бескрайнего океана. Внизу была лишь вода, а надо мной – небо. Окутанный дымкой горизонт был почти не виден.

Я посмотрел на находившиеся передо мной истребители и летевшие впереди них бомбардировщики. Казалось, что они не двигаются, а застыли на месте и слегка покачиваются в невидимых воздушных потоках. Неужели это происходит наяву?

Я затряс головой, пытаясь избавиться от застилающей глаза пелены тумана. Музыка! Послушай! Пианино… Лунная соната… ее мне играла Хацуо…

Хацуо! Передо мной возникло ее лицо… Что это, новое видение? Музыка начала затихать, затем с новой силой зазвучала у меня в ушах.

Я так и не сказал ей. «Хацуо, я люблю тебя!» – воскликнул я. Никто не знает этого. Никто, только я один. Я стал думать о ней… Повернувшись, я попытался отыскать взглядом Иводзиму. Я видел лишь бескрайний океан.

Музыка стихла. Небо вновь прояснилось. До моего слуха доносился громкий рев двигателя. Зеро держали четкий строй, двигаясь навстречу своей незавидной судьбе.

Чувство одиночества исчезло. Ты слишком сентиментален, Сакаи, принялся бранить я себя. Ты – летчик. Самурай. Не давай волю эмоциям. Задание… делай то, что должен!

Я попытался составить план своих действии в последние секунды, наметить, как лучше всего спикировать на авианосец. Где у него самое слабое место? Дымовая труба? Что, если направить самолет на трубу? Или всей тройке ринуться в самое тонкое в корпусе место над ватерлинией? А вдруг на палубе окажутся истребители с полными баками и бомбардировщики с грузом бомб? Тогда лучше пикировать на самолеты, взорвать бомбы и топливные баки, превратив огромное судно с тысячами находящихся на нем людей в пылающий ад?

Подо мной расстилался океан. Через несколько минут вдалеке справа от себя мы заметили столб дыма, клубы которого ветер медленно гнал над водой. Это был первый ориентир. Остров Паган, представляющий собой возвышающийся на 300 футов над уровнем моря вулкан, выбрасывающий из своего чрева дым и пламя. Он напомнил мне ад, изображенный в одной из буддийских книг, которую я читал в детстве. Клочок земли, который я видел последним в своей жизни, показался мне омерзительным.

Через сорок минут на горизонте перед нами появились черные тучи. Они висели на большой высоте над поверхностью океана, шел проливной дождь, сопровождаемый шквальным ветром. Я посмотрел на карту. Где-то там за тучами должен был находиться обнаруженный нашими самолетами-разведчиками флот противника.

Оказавшись неподалеку, я больше не думал ни о чем другом, кроме боевых кораблей, курсирующих за грозовыми облаками. Давно знакомое чувство возбуждения в предвкушении битвы овладело мной. Все снова было как прежде! Я думал лишь о бое, кораблях, своем самолете и перехватчиках, которые могли появиться.

Сейчас мы находились в радиусе обычных разведывательных полетов истребителей противника. Они в любой момент могли обнаружить наш строй. К тому же нас наверняка засекли радары кораблей.

Восемь бомбардировщиков стали снижаться, истребители не отставали от них. Снизившись до 16 000 футов, мы попали в полосу облачности. На несколько секунд сплошное белое марево окутало нас, но вскоре мы вырвались из облаков и продолжили снижение.