«Запуск в космос», как, вероятно, чтобы снизить напряженность момента, называет данную процедуру Профессор, происходит в этот же день. Церемония действительно напоминает проводы космонавтов. Собираются все – весь жалкий остаток «Аргуса», весь его наличный состав: Даг с Анчуткой, которая стоит, сцепив пальцы, ее бьет мелкая дрожь, Профессор, наблюдающий за ними с академической отрешенностью, Сонник, несмотря ни на что зевающий так, как будто вот-вот заснет, Бармаглот – с выпученными глазами, плохо понимающий, кто он, где и зачем, сам Панародин в сером чиновном костюме с патриотическим галстуком, суетливо переступающий с ноги на ногу Дрозд, двое санитаров-охранников – это, видимо, на всякий случай… Присутствует даже полковник Петр Петрович Петров – он взирает на все, точно уже укладывает каждое слово, каждую процедуру, каждый случайный жест в строчки служебного рапорта.

Доктор Салаев лично приносит два лабораторных стаканчика, до середины наполненные некой жидкостью, напоминающей по цвету разбавленное молоко.

Приподнимает губу, обнажая крупные, словно у зайца, зубы-резцы.

Он так улыбается.

– Вот, адская смесь… Полчаса резко обостренного восприятия вам обеспечены.

– А потом? – спрашивает Анчутка.

– Будем надеяться, что повезет…

В кабину они заходят, точно на эшафот. Анчутка еле переставляет ноги и все время, как бы случайно, прикасается к Дагу. С чмоканьем уплотняющей окантовки закрывается дверь. Анчутка тут же садится на узкий диван и приваливается к стене. Даг, понимая, что медлить не следует, подает ей стаканчик со стимулятором.

Анчутка смотрит на него расширенными глазами.

– Мы – как Ромео с Джульеттой… Они жили недолго, не слишком счастливо, но умерли все равно в один день…

– Пей, – говорит Даг.

– А ты?

– Я – сразу же за тобой.

Анчутка судорожно опрокидывает стаканчик в себя: морщится, трясет головой:

– Фу… гадость какая…

Даг так же, залпом, выпивает свою порцию. Ну не гадость, конечно, но вкус неприятный – химический, с резкой медицинской отдушкой.

– Ложись, – говорит он.

Анчутка вытягивается на диванчике. А Даг опускается в кресло, расположенное вплотную.

Кабина узкая и тесная, как купе.

– Дай руку, – говорит Даг. Сжимает ее теплые, слабые пальцы, чуть влажные от волнения. – Вот так… И не отпускай. Что бы ни случилось, что бы ни происходило – не отпускай.

– Ладно, не отпущу… И что дальше?

Даг некоторое время молчит.

– Прикрой глаза.

– Прикрыла…

– Помнишь, что сказал Гагарин за минуту до старта?

Анчутка тоже некоторое время молчит.

Вдруг – нервно вздыхает:

– И что он сказал?

– Поехали…

* * *

Олег Комаров погиб поздним вечером четвертого декабря, когда возвращался с выступления на одном из петербургских телеканалов. По официальной версии его сбила машина, видимо внедорожник, на перекрестке Мичуринской улицы и улицы Куйбышева.

Сразу скажу, официальной версии я не верю. Через пару дней после трагического происшествия я специально съездил на это место: в одиннадцать вечера, точнее – в начале двенадцатого, обе улицы, и так-то транспортом не перегруженные, абсолютно пустынны; мчащийся внедорожник, даже если он сильно превысил скорость, можно было бы заметить за километр. Это был специальный наезд. Кстати, и машину, совершившую его, тоже не обнаружили. Никаких доказательств у меня, разумеется, нет: смутные догадки, предположительные умозаключения.

Мы с Олегом учились в одной школе, два года сидели за одной партой, у большого окна, из которого видны были ворота Новой Голландии. На контрольных списывали друг у друга. Предполагалось, что мы – друзья на всю жизнь. Однако в дальнейшем пути наши, как водится, разошлись: я поступил на исторический факультет, он – на факультет журналистики. После окончания университета мы не виделись лет пятнадцать и даже особо друг о друге не вспоминали, пока не столкнулись случайно на мероприятии, посвященном юбилею Октябрьской революции – я в этот период как историк был очень востребован. Обрадовались, конечно; Олег стал иногда ко мне забегать, напечатал в двух популярных журналах пару довольно обширных моих интервью, откликнулся интересной рецензией на мою книгу «Февраль и Октябрь». Он к тому времени уже перешел на фриланс, приобрел некоторую известность: его блог «Тень истории» имел двадцать с чем-то тысяч подписчиков.

И все же настоящего успеха у него пока не было, из-за чего Олежек, по крайней мере в разговорах со мной, откровенно переживал.

– Ты посмотри на этого Н., – говорил он, называя фамилию популярного блогера. – Ведь у него, кроме обволакивающего голоса, ничего не имеется. Несет полную чушь. И вот, пожалуйста – пятьсот тысяч просмотров… Или глянь на этого Ф., перевирает все, что возможно, не раз его уличали в грубых ошибках, и все равно – громадная аудитория…

Он страстно мечтал раскопать какую-нибудь сенсацию, найти и через свой блог раскрутить какой-нибудь уникальный материал.

– Мне бы зацепиться за что-нибудь, – говорил он. – Мне бы хоть вот такое зернышко, но настоящее, получить, а дальше я его уже проращу…

У него блестели глаза, дрожал голос, мы сидели на кухне: в стеклах окна, в вечерней глубине темноты жестикулировало его призрачное отражение.

Я лишь скептически хмыкал.

Сенсацию ему подавай!

И вот – я хорошо помню тот день – в начале года, когда сведения о вспышке эпидемии в китайском Ухане еще только-только начали просачиваться в сообщениях информационных агентств, он явился ко мне, преисполненный нескрываемого торжества, и с порога объявил, что наткнулся на нечто потрясающее… нечто неслыханное… ты не поверишь… в самом деле – сенсация мировых масштабов… И, слегка успокоившись пятьюдесятью граммами коньяка, поведал мне, что, оказывается, существует совершенно секретный российский проект по мониторингу будущего. Создана целая группа визионеров, называется «Аргус», сканирующая по трансцензуальным каналам различные его версии. В настоящее время они прогнозируют эпидемию колоссальных масштабов, которая вот-вот вспыхнет в мире, ожидаются десятки миллионов больных, миллионы смертей, закрытие производств, офисов, школ, институтов, запрет массовых мероприятий, все будут ходить в медицинских масках, шарахаться друг от друга… Откуда ему известно об этом? Фантастическое везение, зачем-то оглядываясь и переходя на шепот, объяснил мне Олег. Одна его приятельница, с которой он, скажем так, имел когда-то близкие отношения (после чего, впрочем, они остались друзьями), участвует в этом проекте; все жутко засекречено, нигде ни слова, контакт с внешним миром участникам «Аргуса» запрещен, но она, приятельница его, программист высшего класса, создала – не знаю, как это правильно обозвать, – скажем, некий виртуальный компьютер внутри своего ноутбука, зарегистрировала его в Эквадоре и вкруговую, через несколько хабов, чтобы не отследили, гонит ему, Олегу, потрясающую информацию.