Артамонов изловчился и понужнул его удилищем между ушей. То есть он целился между ушей, но парень увернулся, и Артамонов, лишь вскользь задев его, хлестанул изо всех сил по борту лодки.

Парень ошалел. На мгновение лишился дара речи. Он врубил скорость – лодка отпрыгнула метров на десять и остановилась, растерянно закачавшись.

– Ну, падла! – сказал парень, трясясь. – Ну, падла… А-а-а! – заорал он вдруг, стремительно выпрямляя спину, будто ему всадили укол в ягодицу, и помчался вдоль берега на бешеной скорости.

Он гнал лодку так близко, чтобы только-только не зацепить дно винтом.

Мутный вал катился на берег. Рыбаки поспешно выдёргивали удочки, хватали куканы с уловом, садки…

– А-а-а!! – вопил рыжий, снова и снова разворачивая лодку.

Казалось, он хочет потопить не только приплесок, но и кустарник на берегу, где засел кореш его Гошка, дачи, схоронившиеся за кустами, ближайшие населённые пункты и железную дорогу с полосой отчуждения.

Теперь уже матерились рыбаки. Но не в адрес рыжего, а в адрес Артамонова, вызвавшего этот тайфун.

– Сволочь бородатая! – плевались они. – Испортил рыбалку, козёл!.. Кто тебя просил возникать, в перемёт твою душу!..

Получилось, что мы нехорошо зарекомендовали себя на Котловане и нам осталась одна дачная протока – с капризным её нравом, ничем не объяснимым внезапным бесклёвьем, с надоедливыми знатоками-болельщиками.

…Девять утра, а в садке у нас три окунька и четыре подлещика. И тех мы поймали за первые полтора часа. А потом дело пошло по известной рыбацкой присказке: «То ничего-ничего, а то как отрезало».

Мы всё же упорствуем: сидим в расчёте на поздний клёв. У здешней рыбы странный характер. Можно встать чуть свет, проторчать на берегу до обеда и уйти ни с чем. А соседский парнишка возьмёт прутик в самое пекло – и через пару часов притащит на уху.

Но сегодня, кажется, толку не будет. Уже колготятся на пляже купальщики. Нам не видно их из-за кустов, слышно же хорошо. По голосам – это компания пацанов: нечего, значит, и надеяться переждать их. Ранний купальщик хорош в будние дни. В будни с утра купаются только пенсионеры. И не купаются, собственно, а выполняют оздоровительный комплекс: сплавают туда-обратно, полотенцем разотрутся и – на завтрак. А ребятишки могут до вечера пробалдеть. Если не выдохнутся раньше.

Нынче они что-то быстро раздурились. Какой-то оглашенный уже минут пятнадцать хриплым басом орёт:

– Тону-у! Тону-у!.. Дяденька, помогите!.. Тону-у!.. Тону-у!..

Наш дачный внук, уставший сидеть без дела, прогулялся до пляжа. Вернулся и говорит неторопливо, этаким светским тоном:

– Вы знаете, у меня создалось впечатление, что он действительно тонет.

О!.. Вундеркинды! Аристократы! Рационалисты сопливые!.. У него, видите ли, создалось впечатление!..

Мы с Артамоновым что есть духу бежим к пляжу.

Мама родная! Да он не тонет – его топят!

Два хулигана загнали дачного внука (не нашенского – инобережного) в протоку по самое горло – одна круглая голова маячит над водой – и расстреливают комками. Только что зафитилили его же собственным кедом, набитым песком. Но промахнулись.

– Витька! – азартно кричит тот, что постарше. – Кидай вторым!

Витька кинул – и попал.

– Эй!.. Вот я вас! – грозит Артамонов, на ходу расстёгивая брюки. – Уши пооборву!

Хорошо, что Артамонов запутался в штанах, и я успеваю опередить его. Сгоряча он мог бы прыгнуть в речку, а спасать восемьдесят килограммов костей – удовольствие ниже среднего.

Маленькие негодяи улепётывают сразу же – я и двух взмахов не успеваю сделать. Но жертва их остаётся в воде, торчит, как свая, забитая по самую маковку.

– Ты чего не вылезаешь? – спрашиваю я, подплывая.

– Да-а, – хлюпает носом малый. – Они меня в кустах подкараулят.

– Ты из «Отдыха», что ли?

– Ага.

«Отдых» – островной, точнее полуостровной кооператив, расположенный в полукилометре от берега, за кустами. Приходится мне сопроводить «утопленника» до крайних домиков. Дальше я в неспортивных своих трусах – розовые цветочки по белому полю – идти стесняюсь. Хотя надо бы, наверное, засвидетельствовать родителям, что кеды он не потерял.

– Попадёт за кеды-то?

– Да ну! – небрежно отвечает малый. Он уже оклемался, заподпрыгивал – дом-то рядом.

…Я возвращаюсь назад и вижу такую картину: рядом с пляжем, буквально в пяти метрах, притаилась между кустиками лодка «истребителя». И сам он ссутулился на скамейке – расплетает какой-то тросик, кося глазом на поплавки.

Выходит, он здесь всё время и сидел, да мы с переполоху не заметили? И видел, значит, как парнишку мордовали?.. Ведь ему стоило только шумнуть. Голос повысить…

Признаться, эта мысль не сразу мне в голову приходит. А если совсем честно – она приходит в голову не мне. Мною же владеет рыбацкий соблазн: вот она, тайна! Стоит лишь добрести до лодки, тем более, что я всё равно голый.

– На что ловите? – спрашиваю.

– На червячка, дорогой товарищ, – елейным голосом отвечает «истребитель». – На червячка ловлю. Одна у нас у всех наживка.

– А прикорм? – не отступаю я. – Мы вон тоже на червяка, однако же…

– Что прикорм, – вздыхает «истребитель» и, фарисейски закатывая глазки, начинает вещать: – Прежде всего, дорогой товарищ, я хожу не за рыбой. Я хожу за удовольствием. Рыба меня, любезный друг, интересует в последнюю очередь…

Вот гад! Рыба его не интересует. А в лодке обессиленно пошевеливают жабрами пять упитанных карпов.

– Не разговаривайте с этим человеком! – кричит Артамонов, раньше меня всё оценивший. – Это низкий, отвратительный человек! Не смейте с ним разговаривать!..

На подходе к даче Артамонова мы становимся комическими персонажами традиционной инсценировки.

– Идут! Идут! – возбуждённо переговариваются артамоновские дамы, из-под козырьков ладоней высматривая кого-то за нашими спинами.

– Ой, а рыбы-то, рыбы!..

– Едва несут, бедные.

– Аж согнулись…

Мы не расположены к шуткам, но артамоновские дамы не замечают этого.

– Героям путины! – скандируют они. – Передовикам китобойного промысла – наш привет! Ту-у-ру-ру-рам-тарам-там-там!..

На звуки туша выходит из калитки своей дачи Викеша. В руках у него полуметровый судак. Хвост рыбины волочится по земле.

– Сбросимся, мужики, – нахально издевается Викеша.

Викеша рыбачит по-своему. Про наш способ он отзывается презрительно: «На одном конце – червяк, на другом конце – прошу прощения…» Сам же Викеша раз в неделю седлает «москвича», уезжает на левый берег Оби и там, в запретной зоне, покупает рыбу у подозрительных личностей. Личности эти – небритые, с разбойными глазами – прогуливаются, руки в брюки, вдоль берега, ведут сочувственные разговоры с работниками рыбоохраны, а когда заезжий человек поинтересуется конфиденциально: «Как насчёт рыбки?» – не глядя на него, скажут: «Давай по-быстрому червонец и копай вон там под кустиком». Клиент раскопает носком ботинка песочек – и найдёт там судака, нельму, а то и кастрючка.