Случилось это на базаре, куда свояк был послан купить килограммчик-другой ранних помидоров. Получил он такое поручение впервые за последние двадцать пять лет – и, конечно, не узнал базара. Свояк помнил ещё шумные послевоенные «толчки» смешанного промтоварно-продуктового направления, где торговались до хрипа, до битья шапками оземь, а тут увидел прекрасное крытое помещение вроде хоккейного стадиона с множеством культурных прилавков и спокойными интеллигентными очередями. В одну такую очередь, к весёлому южному человеку, он и пристроился.

Очередь, между прочим, неплохо двигалась. Продавец – товарищ, видать, опытный – взвешивал быстро. И не мелочился. Если, допустим, вес граммов на пять перетягивал, он не менял помидор на другой, помельче – отпускал так, с походом. Но, с другой стороны, и покупателям не разрешал копаться, выбирать. Да, собственно говоря, и выбирать-то особенно не было нужды. Помидоры товарищ предлагал довольно ровные и мало побитые. Если учитывать длительный перелёт их в наши края, то, можно сказать, вообще целые. Так что задержек не возникало. Пока не приблизился к продавцу свояк.

– Почём помидорчики? – спросил он.

Продавец хотя и удивился, но всё же ответил:

– Пять рублей.

– А как отдать? – прищурился свояк.

Продавец рассмеялся, оценив шутку, и соответственно ответил:

– А отдам за семь.

– Хм, – сказал свояк, перебирая помидоры. – Рубля два с полтиной я бы за эту гниль ещё дал.

Продавец, сообразив, что свояк не шутит, а, может быть, намеренно издевается, оскорбился.

– Где гниль?! Это гниль, да?! – Он схватил один помидор и сунул его под нос покупателю. – Совесть имеешь – нет?.. Эт-та отборный помидор! Самый лучший! Подарочный! Его самому кушать нельзя. В больницу нести – передачу. Любимой девушке – на день рождения…

Некоторые в очереди тоже заволновались: гражданин, мол, вы берёте или не берёте? Если брать – то берите, а не брать…

– Ну, хорошо, – свояк решил маленько накинуть. – Два восемьдесят – и по рукам.

– А по рогам не хочешь? – окрысился продавец.

– Зря сердишься, хозяин, – миролюбиво сказал свояк. – Я хорошую цену даю.

– Иди воруй, – буркнул хозяин. Он уже взвешивал помидоры другому покупателю и на свояка не глядел.

Свояк отошёл. Он тоже себя битым волком считал: помнил, что в таких ситуациях не штурмом брать надо, а медленной осадой. Минут пятнадцать он погулял между рядами и опять подкатился как ни в чём не бывало.

– Ну что, хозяин, не надумал?

– Чего я не надумал? – спросил продавец, успевший уже забыть про инцидент.

– По два восемьдесят не надумал? – напомнил свояк.

Тогда продавец узнал его, всё вспомнил и аж затрясся.

– Ннна! – сказал он, схватив в каждую руку по большому помидору и стиснув их так, что семечки потекли. – Н-на – ешь!.. Только уйди! Не могу смотреть на тебя! Рожа твоя противная, как у собаки!

Тут уж и вся очередь возмутилась:

– Действительно, чокнутый он, что ли?

– Гляди-ка, торгуется ещё! Торгаш выискался.

– С Луны, видать, сорвался…

– Точно. Ископаемый какой-то.

– Да он замороженный лежал! – крикнул один остроумный товарищ.

– Хо-хо-хо! Верно!

– А теперь оттаял!

– То-то и видать, что оттаял…

Короче говоря, общими усилиями свояка отшили окончательно. К немалому его изумлению. «Что же это такое с людьми сделалось? – подумал он. – Стоят… как телята покорные. Их грабят, а они хоть бы хны. Ни один даже не вякнет. А если он завтра по восемь рублей заломит? Тоже скушают?.. Ведь простое же дело: договориться и не брать. Денёк-другой пожить без помидоров. Пусть они сгниют у него к чёртовой матери!.. Нет, стоят, штрейкбрехеры. Ещё и гавкают… ископаемый, видите ли». Он, конечно же, не только подумал, но, как человек горячий, попытался высказать этим капитулянтам своё отношение. Помитинговал маленько. Дескать, давай-давай, лопухи, – выворачивай карманы. Так вам, лопухам, и надо. Вы попросите его хорошенько – пусть он вам на головы ещё накладёт. Для полного удовольствия.

Но шибко-то ему разоряться не позволили. Тут сразу обнаружилось, что чувство достоинства у людей ещё присутствует. Некоторые – а в очереди были и мужчины – начали даже подсучивать рукава, и свояку пришлось убраться.

И вот теперь… он держал в руках два собственных огурца. И собственные помидоры набирали завязь. Товарищ с «подарочными» помидорчиками, ау! Знаешь, где мы тебя видели в белых тапочках? Догадываешься?

Щедро грело сибирское солнце. «В июль катилось лето». Земля дарила за труды.

Сегодня я отправляюсь на заработки. На халтуру то бишь. Или на шабашку. Как угодно.

На мне ещё висит четыреста рублей долгу за дачу, и двести из них я должен вернуть в ближайшую неделю.

Весной я удивительно легко собрал необходимую сумму, чтобы рассчитаться с Прыгловым. Собрал безо всяких расписок, закладов или других гарантий. Деньги идут к деньгам – это истина, и люди охотнее дают в долг тому, у кого их много, и отказывают тому, у кого их вовсе нет. Раскрыть этот механизм мне помогла первая неудачная попытка одолжиться. Я решил попросить у одних своих состоятельных знакомых две тысячи сразу. К тому же сделал глупость – заявился к ним с бутылкой дорогого марочного коньяка, купленного на остатки зарплаты. Проклятая бутылка тут же загипнотизировала знакомых. Они весь вечер не спускали с неё обречённых глаз и, когда наконец я выложил свою просьбу, так уныло съёжились, что мне пришлось немедленно извиниться. Тогда я создал себе мифический первоначальный капитал. Больше я не просил всю искомую сумму, а небрежно говорил:

– Понимаешь, старик, сторговал дачу, да вот маленько не хватает.

– Сколько же? – настораживался знакомый.

– Ерунда. Каких-то четыреста рублей.

Не дать четыреста рублей человеку, у которого уже есть тысяча шестьсот, было непрестижно – и дело пошло как по маслу.

Последние полтысячи мне принесли прямо домой, и, хотя они были мне не нужны, я тем не менее взял их… чтобы рассчитаться с первым по списку кредитором.

Но, ещё одна банальная истина, берёшь чужие – и ненадолго, а отдаёшь свои – и навсегда. Возвращать долги оказалось куда труднее, чем делать их. Уже плавают у нас в окрошке свои, а не покупные огурчики, уже созрела малина и набирают цвет гладиолусы, а одна пятая нашей гасиенды всё ещё не оплачена.

…Я облачаюсь с утра в старые бахромящиеся штаны, надеваю пиджачок в талию, с лоснящимися бортами, довоенного фасона кепочку, обнаруженную на чердаке среди барахла, великодушно оставленного Савелием…

– Вылитый бич! – радуется свояченица.