Лишь один из гостей, купец Никифор, сознался, что пробовал нечто подобное в Персии. Поскольку на тарелках лежал крупно порезанный кольцами лук и помидоры, впечатление гости получили сильное. А чарочки с новыми сортами водки заставили гостей забыть о приличиях. Супруги купцов и Федора расспрашивали, как приготовить салат, мужчины, видевшие сами, как готовится шашлык, выспрашивали тонкости, в чем и как долго замачивается мясо. Наелись и напились от пуза, разошлись вопреки местным обычаям довольно поздно, довольные друг другом. На прощание я каждому мужчине вручил по бутылке водки. Никифор даже прослезился и полез обниматься. В общем, жизнь удалась. Настеньке наше застолье понравилось: с одной стороны, развлечение в жизни, с другой – познакомилась с супругами гостей, поговорила о своем, о женском. Едва добравшись до кровати, я кое-как скинул одежду и обувь на пол и мгновенно уснул.

Утром проснулся поздно, после вчерашнего мог себе позволить, что странно, голова после выпитого не болела, чувствовал себя превосходно. Так необычно я никогда не отмечал свой день рождения. С каждым прожитым здесь годом воспоминания о прежней жизни тускнели, вытесняясь более яркими впечатлениями здешней. Иногда я задавал себе вопрос: «Была бы возможность выбора – в каком бы времени остался?» Если в первые месяцы своего пребывания я бы, не раздумывая, выбрал прежнюю жизнь, то теперь, наверное, решил бы остаться. Где бы я мог в прежней жизни полетать на воздушном змее или побывать в плену, вкусить адреналин разбойничьего нападения? Если для женщины спокойная, размеренная жизнь, может быть, и была образцом мечтания, то мужчин в глубине души всегда тянуло на приключения.

Но однажды и моя относительно спокойная московская жизнь нарушилась. В погожий августовский день у ворот остановилась карета, из которой вылез в нарядной одежде мой старый знакомец – французский посол Филипп. Поскольку я был дома, то, завидев экипаж, поспешил по дорожке навстречу. Мы на радостях обнялись, и я проводил его в дом. Усадил за стол, холопы принесли закуску, и я угостил его своей лучшей водкой на травах. Посол выпил, довольно крякнул, стал торопливо закусывать:

– Я думал, что понимаю толк в выпивке, выпил не одну бочку вина, но твоя водка, Юрий, это что-то особенное!

Мы поговорили о московской жизни, о том о сем. Я уже привык, что на Руси главный разговор припасался на потом.

Наконец француз собрался с мыслями, я почувствовал, что сейчас начнется главный разговор, ради которого он и приехал.

– Ко мне вчера приехал гонец из Франции, привез письмо от короля. Как-то, будучи на приеме в Версале, я обмолвился, что в Москве есть хороший лекарь, который меня вылечил. Сын короля заболел, мальчик чахнет на глазах, ни французские, ни итальянские медики не могут помочь. Король просит приехать и приложить все возможные усилия, дабы спасти наследника. Дорога за счет Франции, поскольку, если будет ваше согласие, сопровождать буду я на посольской карете, так получится быстрее ехать, если лечение будет успешным, король обещает сто ливров золотом. Если можно, ответ я хотел бы получить до вечера.

Я задумался. Предприятия мои работают и без меня, везде стоят крепкие управляющие, срочных дел нет. Поехать заманчиво, Францию поглядеть, увидеть короля, парнишку по мере возможности подлечить, да и деньги солидные.

После некоторого раздумья я согласился, выговорив, что возьму багаж и оружие, для которых посол должен выделить повозку. Возражений это не вызвало, посол обещал заехать за мной утром, с тем и отбыл, довольный, что переговоры прошли удачно.

Теперь мне следовало поторопиться. Я подошел к Настеньке, ласково ее обнял:

– Что-то случилось?

– Я должен по делам съездить во Францию, заболел единственный наследник французского короля, уезжаю утром, надо собираться.

Как все женщины, Настя всплеснула руками, заохала, пытаясь отговорить, но если решение уже принято, менять его не след.

Мы подобрали одежду в дорогу и парадную, для приема у короля. Я отобрал оружие, решил взять два нарезных пистолета и штуцер, а также гладкоствольный мушкет, взяв для него достаточно картечи. Сумку с инструментом, спиртом, перевязочными материалами. Вызвав Сидора, обстоятельно с ним поговорил, дав указания. Объехал с ним все мои производства. Все было в порядке. Наконец решил, какие деньги с собой брать, взял кошелек серебра и кошелек с золотыми талерами, я подумал, что золото, оно везде золото, и хоть у меня нет ливров или дублонов, всегда можно найти менялу. Ночь перед отъездом прошла бурно, Настенька, как никогда, была ласковой перед долгой разлукой – ведь я рассчитывал вернуться месяца через три. Почти невыспавшийся, с тяжелой головой утром я быстро позавтракал, подхватив вещи, вышел к подъехавшей карете. Бодрый Филипп высунулся в окно кареты, весело поприветствовал меня.

Карета была большой, на рессорах. Сзади стояла повозка с вещами посла, куда и я погрузил свои вещи, оставив при себе сумку с медицинскими инструментами и заткнув за пояс оба пистолета. Любая предосторожность в дороге лишней не будет. Нас сопровождало четверо конных французов при оружии. Помахав рукой моим домочадцам, вышедшим меня проводить, мы тронулись в дальний путь. Улицы были по-утреннему полупустыми, и из Москвы мы выехали быстро. Филипп болтал без умолку, держа в руке бутылку французского вина и периодически из нее отхлебывая. Убаюканный покачиваниями кареты и бессонной ночью я быстро уснул. Меня бесцеремонно растолкал Филипп:

– Просыпайся, Юрий, обед проспишь!

Мы стояли у придорожного трактира. Медленно, с полным уважением к трапезе Филипп насытился, мне же есть не хотелось, только пива попил, и мы снова тронулись. Так прошло около недели, наконец проехали пограничные заставы и въехали на территорию княжества Литовского. Кажется, не изменилось ничего, такая же природа, все разговаривают по-русски, но отношения между людьми показались другими. Плотно пообедав в трактире на перекрестке дорог, мы снова тронулись в путь. Филипп завел разговор:

– Не лучше ли будет пересесть на побережье, скажем, в Нарве на какое-либо судно, идущее во Францию, путешествовать будет не так утомительно, как на лошадях, более комфортно передвигаться в уютной каюте.

Мне в общем-то было все равно, однако из рассказов купцов, ходивших по торговым делам по Балтике, я знал, что морской разбой процветает. Прибрежные пираты грабят всех, невзирая на страну, вероисповедание, частное судно или государственное. Не трогали важные суда, те могли постоять за себя, и еще неизвестно, кто в такой разборке будет жертвой. Шансы попасть в передрягу на суше и на море были приблизительно одинаковы, о чем я и сказал Филиппу. Тот долго размышлял, периодически отпивая из бутылки с красным вином и не забывая подливать мне в кружку. Наконец, придя к решению, заявил, что мы дальнейшее путешествие проделаем морем, это будет быстрее и комфортнее. Я не возражал. Подъехали к побережью, с одной стороны реки, впадавшей в море, стояла литовская крепость Нарва, с другой стороны грозно щетинилась пушками русская крепость Ивангород. В порту француз нашел судно, отплывающее к вечеру в Испанию, с заходом во французский порт Гавр. Филипп договорился с капитаном, нам уступили две каюты на огромном торговом корабле. Охрану с пустой каретой Филипп отправил обратно в Москву, перегрузив предварительно на судно наши вещи. Я разложил в каюте свои вещи и, пока была возможность, решил лечь поспать, по службе в армии я понял один главный закон – если есть возможность досыта поспать и поесть, надо пользоваться возможностью. Проснулся я уже утром, бодрый, отдохнувший от долгой езды в карете, судно качало, выйдя на палубу вокруг парусника я увидел только воду. «Святая Магдалина» еще вечером покинула порт, и теперь мы были далеко в море.