— Уважаемый судья! — выбежав вперед, Маргон поклонился — Я, кажется, знаю родичей этого недостойного воришки. Они живут в Гадрумете.

— Ха! В Гадрумете? И что, ты предлагаешь нам их подождать?

— О нет. Я хотел бы заплатить вергельд. А уж потом сам разберусь с его родичами.

— Ах вот как? — Судьи и старейшины переглянулись. — Что ж, это было бы вовсе неплохо. Как тебя зовут, уважаемый?

— Меня зовут Павел. Павел из Гадрумета. — Маргон сунул руку в кошель. — И я готов тотчас же заплатить. Вот…

Он быстро отсчитал деньги — тридцать три золотых кругляшка, тридцать три солида.

— Уважаемый, ты забыл еще шесть солидов за выкуп руки от котелка.

— Да-да…

~~~

Вскоре все трое уже шагали по дороге обратно, в Карфаген. Впереди Маргон, за ним Александр верхом на коне, рядом, по левую руку, довольный и улыбающийся Эльмунд.

Саша повернул к нему голову и усмехнулся:

— Ну, давай наконец рассказывай! Судя по твоему виду, есть что.

— Я видел этот чертов корабль, вождь! — шмыгнув носом, громко произнес подросток. — Господи, какой же он огромный!

Нет смысла путешествовать: в любом другом месте я буду иметь дело с теми же самыми людьми.

Жан-Мари Ле Сиданер.[18]

Не такой уж он и большой оказался, этот «Тремелус». Обычный рыбацкий траулер с черным корпусом и белыми нарядными надстройками на корме. Конечно, не маленький, но и не огромный. Средних, так скажем, размеров.

Однако кое-что на борту переделано — это было хорошо видно со скалы, куда и поднялся ведомый Эльмундом Саша. Оба в любой момент рисковали сорваться, да помогли каскадерские навыки Александра и природная ловкость Эльки. Более приличные тропы охраняла стража.

Как Саша и предполагал, бухта оказалась небольшой — траулер туда едва поместился, и надо было отдать должное искусству штурмана и капитана. Со стороны моря корабль вовсе не был виден, а недалеко от скалы виднелся вытащенный на узкий песчаный пляж корабль — быстроходная разбойничья снеккья, вероятно служившая для отпугивания случайно заглядывавших в бухточку рыбацких суденышек. С более крупными силами «Тремелус», несомненно, справлялся сам, о чем красноречиво свидетельствовали укрепленные вдоль бортов крупнокалиберные пулеметы и шесть небольших пушек.

Палуба казалась пустой, но, присмотревшись, Александр увидел часового или вахтенного. Лица было не разглядеть, но, судя по походке и фигуре, сильный молодой парень. Да других и не взяли бы в столь опасное и чреватое самыми непредсказуемыми неожиданностями предприятие. Три десятка головорезов!

А вдруг Катя выйдет на палубу?! Вот сейчас… Господи!.. Хотя, может, ее взаперти держат? Раскусили фокус с записками в выброшенных за борт бутылках?

А ведь парень зевает, видно даже отсюда. Облокотился на поручень, потянулся, посмотрел в небо. Часовой называется! Не слишком-то бдительно он несет свою службу. Вполне можно попробовать проникнуть на траулер под покровом ночи — вплавь, не такая уж вода и холодная, да и плыть недалеко. Только вот как потом забраться на борт? Закинуть «кошку» с канатом — значит, нужна лодка. Ну, с лодкой проблем не будет: можно украсть, купить, в общем, раздобыть как-нибудь…

Вот только стоит ли торопиться? Допустим, проберется он ночью на борт — и что дальше?

Какого-то конкретного плана, увы, у молодого человека пока не было, да и не могло быть — сначала нужно все осмотреть, прикинуть… Саша обнаружил еще троих вахтенных и целый ряд прожекторов, укрепленных на рубке. Включают ли их? Или не считают нужным привлекать излишнее внимание?

— Эльмунд, ты вчера здесь никакого сияния не заметил?

— Чего, мой вождь?

— Ну, сияния… такого, нестерпимого, вроде бы как солнце.

— Не, ничего такого не заметил.

Ага, значит, все-таки не включают. Или…

— А темно было?

— Да не очень.

Значит, ночью очень даже можно… вполне.

А если у них камеры? Приборы ночного видения? Это тоже не нужно сбрасывать со счетов. Права на слишком большой и неоправданный риск молодой человек не имел, ведь, кроме него, никто не сможет спасти пленников. Рисковать, конечно, было нужно — но только в меру. Хотя а что вообще такое — риск в меру? Кто эту меру знает? И какой же это, получается, риск?

Саша поежился. В голове почему-то бродили всякие посторонние мысли, цепляясь друг за друга, словно репейник за собачью шерсть. При всей своей подготовке молодой человек не считал себя Рэмбо, совершенно справедливо полагая, что не справится с тремя десятками вооруженных головорезов. Слишком уж их много! И слишком мало для того, чтобы проникнуть на судно и прикинуться ветошью: дескать, я новый повар, здрасьте! Нет, тут такие штуки не пройдут, чужак будет замечен. А передвигаться по траулеру незаметно под силу только придуманным Голливудом ниндзя.

Саша даже не выдержал, засмеялся: вот был бы он человек-паук или Бэтмен. Никак нельзя рисковать ни собой, ни профессором, ни тем более Катей. Господи, да как же все-таки быть-то? Затесаться в лупанарий под видом девочки, пробиться «в шатры», придушить клиента, переодеться и… Да, мечты, мечты. Беспочвенные фантазии!

— Хевдинг, смотри-ка, лодка!

Александр повернул голову и увидел только что отваливший от берега шестивесельный челн, в котором, кроме гребцов, сидели еще человек пять, судя по одежде, местных. Похоже, особо доверенные…

Вот приткнулись к борту. Смех! Им сбросили трап, и двое залезли на борт. Поднимают какие-то амфоры, кувшины — вино? Очень на то похоже, вон уже сколько на палубе народу скопилось. Хлопают местных по плечам, хохочут…

Черт!

А это кто еще? Худенькая фигурка. Босиком, в шикарном вечернем платье, правда, уже несколько пообносившемся — даже отсюда видно.

Катя! Господи, Катя! Жива…

Кто-то притащил поднос, стаканы. Тут же и разлили вино, прямо на палубе. Катерину тоже угостили…

А где же профессор? Может быть, расхворался? Застарелый ревматизм, артрозы-артриты.

Выпили… Вышел какой-то высокий бородач — раскричался, прогнал всех. Так, видно, для порядку. Тоже выпил с местными. Распрощались. Лодка отвалила от судна и поплыла обратно…

— Челнок какой интересный, — негромко произнес Эльмунд.

— Что-что?

— Говорю, лодка не совсем обычная. Зачем, к примеру, синяя полоса по всему борту?

— Для красоты…

Хевдинг тут же сообразил, что сморозил глупость — понятие красоты в эту эпоху стояло далеко не на первом месте. Зачем, к примеру, украшать вышивкой подолы и воротники туник, рукава? Для красоты? А вот и нет! Для оберега от враждебных потусторонних сил. И на ладьях именно для этого ставили на форштевнях резные, нередко устрашающие фигуры, снимая их, когда приставали к незнакомому берегу, чтобы не беспокоить своей наглостью чужих богов. Ничего в этом мире не было просто так, всего лишь для красоты! Вот и эта синяя полоса…