Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Постель была мягкая, тишину в комнате нарушало лишь ленивое потрескивание огня в камине и невнятные звуки, которые издавали они сами, лаская друг друга. У Алекса сердце было переполнено нежностью, наслаждением и желанием обладания. Наконец-то она здесь, рядом! Такая нежная, такая хрупкая, что его собственное тело казалось ему слишком большим и грубым и он боялся причинить ей боль. И вместе с тем она сильная, такая сильная, что смогла спасти два сердца от отчаяния в трущобах Эдинбурга, смогла пережить там самое страшное и найти в себе силы вновь любоваться звездным небом.
Он не просто ласкал ее, он молился ей, как язычник, подпущенный к запретному божеству, боготворя ее тело и наслаждаясь каждой его частичкой. Он проводил языком по ее стройной шее от подбородка до ложбинки между грудями, все еще влажной и солоноватой от недавних слез, любовался изгибом ее плеч и грациозными движениями рук, длинными умными пальцами, которые будто что-то искали у него на груди и животе, порождая при каждом прикосновении целую бурю восторга.
Ее груди… Святый Боже! Мягкие бархатные подушечки с крупными сосками цвета весенней розы, которые превращались в тугие бутоны от прикосновений. Он накрывал их ладонью, поглаживал, нежно пощипывал кончиками пальцев, легонько прихватывал зубами, бутоны наливались соком и поднимались. Это было сказочным удовольствием – чувствовать, как ее груди увеличиваются под его ладонями, слышать частые-частые удары ее сердца, видеть, как она изгибается в ответ на его прикосновения. Неимоверно приятен был солоноватый вкус ее кожи, остававшийся на губах. Голова кружилась, и все вокруг исчезало, когда Фиона, запустив пальцы ему в волосы, притягивала к себе, покрывала лицо поцелуями и шептала не то слова любви, не то молитву.
Алекс почувствовал, что больше не может ждать, что должен войти в нее немедленно. Он не помнил, чтобы когда-то еще желал женщину столь сильно, так жаждал окончательного акта. Подчиняясь импульсу страсти, он раздвинул ей ноги, открыв доступ к покрытому вьющимися рыжими волосками треугольнику между бедрами, и провел по нему ладонью, постепенно погружая пальцы в теплую влажную зовущую плоть. Он понял, что умрет, если сейчас же не войдет в нее.
Из груди Фионы вырвался гортанный стон. Она готова. Собственно, была готова еще до того, как сняла одежду, и Алекс понимал это. Ему, конечно, хотелось продлить это последнее перед соитием мгновение, чтобы еще сильнее разжечь ее и сделать кульминационный момент более ярким и приятным для нее. Можно было еще немного понаслаждаться ее телом, каждая клеточка которого вздрагивала и, казалось, зажигалась от его прикосновений, но Алекс уже не мог. Он еще шире раздвинул коленями ей ноги и, нагнувшись, обхватил ладонями груди. Рот Фионы приоткрылся в беззвучном крике, она рванулась вперед, приподняв бедра, но он запечатал ей рот страстным поцелуем и подтянул ее ближе к себе. Это было счастливое мгновение. Она нужна ему. Он желал ее и знал, что она желает его.
Он вошел в нее… и вдруг, к своему ужасу, ощутил дрожащее препятствие. Он бы, наверное, еще мог найти силы остановиться. Мог бы, если бы она попыталась как-то сопротивляться, вырываться или кричать, но Фиона не сделала ничего подобного. Напротив, обвила его ногами и запустила пальцы в волосы, еще ближе притягивая к себе. Он продолжил. И она ответила, рванувшись к нему с такой же страстью, как и он. Их тела сплелись, и она так бурно отвечала на каждое его движение, что ни остановиться, ни замедлиться он бы уже не смог.
Ни о какой осторожности уже не могло быть и речи. Только не сейчас, когда он чувствовал, как она жаждет его. И он погружался в нее глубже, глубже и глубже. Кровать тряслась и билась о стенку. Голова Фионы была откинута назад. Глаза закрыты. Пальцы сжаты в кулаки. Ее великолепное тело двигалось в такт его движениям. Она что-то бессвязно шептала. Шепот становился громче и несколько раз чуть не переходил в стон, но Алекс не давал ему вырваться, запечатывая губами ей рот. Он не мог допустить, чтобы их услышали. Сейчас это было ни к чему. Рано.
А потом она вдруг оказалась на нем, сама впихнула его член в себя и принялась раскачиваться, приподниматься и опускаться, нагибаться и разгибаться. Алекс окончательно потерял контроль над собой и очнулся только от необыкновенно сладостного ощущения – его семя извергалось в нее. Он дрожал всем телом, пока длился этот восхитительный момент, а потом почти без сил упал ей на грудь, слушая, как стучит ее сердце. А потом они оба лежали, пытаясь восстановить дыхание, насытившиеся и утомленные, наблюдая за колебавшимися в комнате причудливыми тенями. Сколько прошло времени до тех пор, пока Алекс начал понимать, где находится и что произошло, не знали ни он, ни она. Наконец он приподнялся на локтях и, оглядевшись по сторонам, не то удивляясь, не то обвиняя, произнес:
– Ты была девственницей.
– Конечно, – улыбнулась Фиона, глядя на него снизу вверх.
Она лежала томная и расслабленная. Губы слегка припухли. Медь волос рассыпалась по подушке. Сердце Алекса забилось быстрее, член вновь напрягся.
– Но как же ты могла сохранить девственность, работая в борделе?
Она ответила не сразу. Просто лежала и смотрела на него. В глубине ее голубых, похожих на озера глаз он увидел боль и в какой-то момент со страхом подумал, что Фиона сейчас уйдет. Выскользнув из-под него, Фиона встала с кровати и подняла свою сорочку.
– Ты имеешь в виду, как я могла оставаться девственницей, будучи шлюхой?
Алекс прыжком соскочил с кровати и обнял ее.
– Ты не шлюха!
Фиона поднялась на цыпочки, сделавшись одного с ним роста, и посмотрела ему прямо в глаза. Ее тело в сумрачном свете казалось алебастровым.
– Я-то знаю, – наконец сказала она очень тихо. – Но не была уверена, что знаешь ты.
– Я же сказал еще тогда, когда мы впервые поцеловались, Фи. Если тебе и приходилось заниматься чем-то гадким, ты делала это не по своей воле. Но учитывая открывшиеся обстоятельства… чем ты там все-таки занималась?
Она печально улыбнулась. Ее тело сделалось напряженным и неподатливым, губы сомкнулись. Еще через пару секунд она осторожно отстранилась от него.
– Считала. У Бетти, тамошней бандерши, были прескверные отношения с цифрами. Вот один из друзей, живших по соседству со мной под мостом, и порекомендовал ей меня. Я начала там работать. Два раза в неделю. – Фиона пожала плечами. – Платила она хорошо. Но разве есть разница, занималась я там бухгалтерией или чем-то еще?
Алекс не стал обманывать и честно признался:
– Есть, потому что меня убивала сама мысль о том, что можно потерять невинность в столь раннем возрасте. Я пережил несколько страшных дней, пока размышлял, что могло заставить пойти на это такую девочку, какой была ты.
– Но ведь ты понимаешь, что работа в таком заведении не могла совершенно не коснуться меня, – произнесла она, глядя в сторону. – Невозможно быть незаметной, и кое-кто, конечно, меня там видел.
– Кто-то с Калтон-Хилл?
На этот раз Фиона действительно удивилась.