— Что? Я не приму, — прошептала обескураженно.

— Он просил передать, что денег тебе больше не даст ни рубля. Всё, довольно. Дальше сама, у тебя парень есть. Не жди и не надейся. И в жизни твоей Миронов больше не появится. Тачку я тут брошу в любом случае, не возьмешь — дело твое. Как парню объяснишь — придумай сама. Подарок от бывшего. Пусть конкурирует, — неприятно гоготнул Паша. — Хочешь, продай ее и хату купи, хочешь — езди. Контакты знакомого дилера оставлю на всякий случай. Скажешь, что от Миронова, он не обманет.

Я смотрела на ключи и растерянно моргала.

— Только, Марина, оставь его в покое.

— Что?

— Данила оставь в покое. Довольно. Он в таком состоянии долго не протянет. Больной участок нужно отрезать резко, а не пилить неделями. Не приезжай больше в станицу. Не пиши ему и не звони. Если бы ты не появилась... — Паша помолчал. — Всё только-только начало возвращаться на круги своя.

О том, чтобы написать Данилу, разумеется, и речи не шло! Когда Пашка уехал, я взяла ключи, вышла на улицу. И правда, тот самый черный «Лексус». Чистый, блестящий. Идеальный. Олицетворение самого необычного, я бы даже сказала, сказочного периода в моей жизни. Прощальный подарок. Как вечное напоминание о том, что у меня могло бы быть. Насмешка.

Я забралась внутрь и сидела там до ночи, пока не замерзла.

Утром машина по-прежнему стояла на месте. Документы лежали на столе. Как и ключи.

А вечером, возвращаясь с работы, я поняла, что должна жить. Пусть одна. Пусть без него. По крайней мере, у меня есть наши воспоминания. Меня действительно любили — я знаю, сердцем чувствую.

Данил черствый, замкнутый грубиян. Но добрее него нет никого на свете! Пусть я его потеряла, но у меня осталась Варя. Ее нужно вытаскивать из кошмара. Я не имела права сдаваться.

— Я договорилась, в три часа вас примет перинатальный психолог, — сообщает врач. — Кабинет номер восемь, найдете?

Отрешенно киваю. Мне всё равно. Я стою на мосту, смотрю вниз, но от заманчивой идеи прыгнуть отказываюсь. Всё безразлично. Свою собственную жизнь рядом с любимым человеком я упустила.

— Обязательно сходите. Я категорически настаиваю. А сейчас укладывайтесь, — приглашает врач.

Она что-то еще говорит о том, что я совсем юная, что вся жизнь впереди. Что я обязательно буду счастливой.

Я же закрываю глаза и молчу. Не улыбаюсь уже несколько недель даже вежливо. Разучилась.

Слёзы беззвучно текут по щекам. Мне снова плохо и страшно. Это не со мной происходит. Лишь с моим телом, оболочкой. Я же сама далеко. Опять нахожу лазейку и прячусь в прошлом. Так явно себе всё представляю, что сердечко сладко сжимается. Я в машине со своим любимым Даней. Мы смеемся, переглядываемся. Я в постели с ним, окутанная его теплом и заботой. Воображаю, как выбежала из поезда и мы обнялись. Как заставила его тысячу раз извиниться за грубое слово, после чего мы поехали домой на хутор. Как оказалась в его надежных руках, поэтому со мной ничего не случилось плохого. И не случится.

А все эти слёзы, что пролиты... они мне приснились. На самом деле я никогда не боялась до трясучки, не бежала из проклятой квартиры босиком, умирая от холода. Никогда не пряталась от парня, который обрывал телефон, приезжал и требовал встретиться. Никогда не кричала любимому в лицо, что нашла другого. Не кричала ложь, будто в мире есть кто-то, кто лучше него, кто нужнее мне. Боже! В другой реальности я никогда не причиняла Данилу боль! В другой, лучшей реальности всё совсем иначе!

Дергаюсь, прижимая руку ко рту. Мои собственные слова об аборте, которые я выкрикнула Данилу, всё еще жгут язык. Хочется по губам себе надавать! Лишь сейчас понимаю, как страшно они прозвучали в тишине комнаты после всей нежности, что была между нами.

Если бы только можно было вернуть время...

Я продам машину и куплю жилье, заберу сестру. Она вот-вот родит уже, решать нужно быстро. Справимся.

Наверное, счастья уже не будет. Но мне и не нужно. Ничего больше не нужно. Без моего Данила. В свободную минуту я смогу закрывать глаза и мечтать — этого будет достаточно.

— Та-ак, — тянет врач. — Не спешили вы на прием, вижу.

Я кусаю губы и зажмуриваюсь.

— Десять-одиннадцать недель, — продолжает она. — Если об аборте думаете, то решать нужно сегодня-завтра. На следующей неделе уже поздно будет. Вам на скрининг пора записываться.

Мои глаза распахиваются.

— Как десять-одиннадцать недель? — спохватываюсь я. Слёзы как-то быстро высыхают. Я снова здесь, в кабинете врача. Тут нет Данила, но зато появляется робкая вера в чудо. — Не может быть. Должно быть четыре.

Врач смотрит на меня. Потом поворачивает экран, чтобы я увидела своими глазами. Берется за датчик.

— Вот, смотрите. В четыре недели мы можем даже яйцо не увидеть, сердцебиения нет. А у вас здесь целый симпатичный эмбрион нас приветствует, руками машет.

Меня швыряет в пот. Я действительно вижу на экране силуэт маленького человечка. Голову, ручки. Он... боже, он двигается. Прямо сейчас, на моих глазах.

Опять слёзы. Но теперь они другие. Больше не хочется прыгать с моста. Напротив, попробуйте меня выбросьте — упираться буду и бороться до последнего!

— Зачатие произошло в конце августа — начале сентября, — подсказывает терпеливый доктор. — Точнее сказать не могу.

— Точнее не надо, — быстро перебиваю я, смутившись. — Это ребенок Данила. Мы встречались, он за мной ухаживал. Боже, но как такое возможно?

— Получается, отец всё же будет? — радуется врач.

— Да, — говорю я.

И тут руки начинают трястись. Из одного ужаса в другой швыряет. Что-то я в своей жизни делаю не то.

Что-то нужно менять. Не понимаю, как правильно, но так быть не должно!

Вытираю слёзы и говорю серьезно:

— А с ним всё в порядке? С моим малышом? Я так много нервничала.

Как он только всё это выдержал? Мой маленький воин.

— Давайте посмотрим.

Узи длится недолго, врач заверяет, что плод жив, сердечко колотится. Всё в порядке. Приглашает через неделю-две на скрининг, на котором всё точно будет ясно.

Я выхожу на улицу и медленно присаживаюсь на лавочку. Прохладный октябрьский воздух остужает пылающие щеки. Губы сухие, нужно дойти до магазина и купить бутылку воды. Я пришла в женскую консультацию в полном отчаянии, а вышла обескураженной. С кучей направлений на анализы, которые нужно сдать как можно скорее.

На лице играет первая за несколько недель улыбка. А внутри бьется желание жить! Господи, как же хорошо, что я не шагнула с крыши!

Закрываю глаза и вспоминаю Данила. Его глаза, когда смотрел на меня, зажимая у стены. Когда просил поужинать. Когда мрачно следил, получив жесткий отказ.