его в кольцо и хотят дать ему денег.

В помещении было не протолкнуться. Плотный дым поднимался к потолку. Группа сорвала оглушительные аплодисменты, несмотря на то что барабанщик не попадал в такт, а солист компенсировал неуверенный вокал эпилептическим танцем. Мимо, танцуя, прошёл Уффе в джинсах, заправленных в мотоциклетные ботинки. У многих, как и у Мартина, поверх мятой рубашки была надета жилетка. У многих, как и у Мартина, были длинные пряди на затылке и чёлка. Потрёпанные вязаные свитера украшены блестящими брошками. Лоснящиеся замшевые куртки валялись в углах и висели на динамиках. Девушки в лосинах вприпрыжку перемещались по залу. Его семнадцатилетнее «я» мечтало именно о таких вечеринках. И вот он здесь, но сидит на диване, как парализованный. И вот он здесь, но рядом с ним не симпатичная девушка, а Густав. И Густав говорит прямо в ухо Мартину, потому что иначе его не слышно. Дыхание у Густава горячее и влажное.

– Торговля искусством коррумпирована по своей сути, – продолжал он. – Продаваясь и покупаясь, искусство превращается в товар и утрачивает душу.

– В каком плане «душу»? – переспросил Мартин. – Как бы ты определил душу в данном контексте?

Ответ он не услышал, потому что кто-то так сильно увеличил громкость, что динамики начали фонить. Далее последовал быстрый барабанный перебой и серия коротких ударов по педали. Поплыл вибрирующий синтезатор, а дальше перезвон хай-хэта и бас.

Густав отодвинулся в сторону.

– Это супер! – выкрикнул он и зажёг сигарету.

– Что это?

– New Order.

– Впервые слышу.

Мартин ничего не слышал, но Густав продолжал говорить, опершись на спинку дивана, глядя в потолок и пуская сигаретный дым.

Мартин вышел в туалет. Стоял там и смотрел на себя в зеркало, пока кто-то не начал колотить в дверь и кричать: «Идите трахаться в другое место!»

На обратном пути он наткнулся на знакомую по имени Пиа. Она широко улыбалась и поправляла волосы, явно недавно перекрашенные в иссиня-чёрный цвет. Между ними что-то когда-то намечалось, но по какой-то причине сорвалось. Мартин заключил пари с судьбой: если он сейчас откажется от привычного для вечеринок полупьяного флирта, Сесилия завтра позвонит.

– Как жизнь? – Пиа сделал шаг, пропуская кого-то. Она имела какое-то отношение к художественной школе, какое именно он не помнил. Кажется, это она делала скульптуры из проволоки и пряжи, которые всегда так уморительно разваливались?

– Ты как будто немного подавлен. Но это же вечеринка! – Она легко обняла его за плечи. Сильные пальцы, длинные ногти.

– Ну…

– Что тебя тревожит? – Она предложила сигарету, чёрную, ароматизированную ванилью. Он помнил их дерьмовый вкус, но не отказался.

– Если ты встретился с человеком и этот человек несколько дней не звонит, что это означает?

– Это зависит…

– От чего, например?

– От разного…

– Приведи конкретный пример.

– Кто звонил в последний раз?

– Я.

– А до этого?

– Тоже я.

Пиа покачала головой:

– Ты должен заставить её немного ревновать, обычно такое срабатывает.

– Я думаю, с ней это не сработает.

– Понятно.

– Понимаешь, это словно дверь, которая немного, совсем чуть-чуть, приоткрылась, просто небольшая щель, и если сделать что-то не то… ну, пойти с кем-то другим или ещё что-то… то щель исчезнет. И дверь снова закроется. Другая бы, наверное, распахнулась, а потом захлопнулась. Видишь ли… Можно ведь выбежать и устроить громкую ссору. Но она просто закрыла дверь, и никто её больше не видел.

– Вот, значит, как.

– Она… – Он подбирал слова. – …бескомпромиссная. Человек «либо да, либо нет». Сейчас она не отдыхает, как все нормальные люди, а проходит летний курс по социологии, кстати без стипендии. Кто на такое способен? Проблема в том, что я не знаю её «да» или «нет» по отношению ко мне. Ты меня понимаешь?

К ним подошёл Уффе, положил руку на плечо Пие и что-то сказал о музыкантах. Через полминуты они уже целовались.

Мартин потушил сигарету и пошёл искать Густава.

На следующий день он встал в половине второго, натянул халат и направился на кухню в коконе абсолютной уверенности. Но последняя записка у телефона была написана его рукой. (Хенке передает, что в пятницу встреча будет у нас, потому что Карин заболела.)

Часы тянулись ужасающе медленно. В пять он держал в руках трубку и крутил диск. Если он сейчас позвонит, а Сесилия скажет «да, конечно, приходи», то весь их вечер пройдёт под тенью того факта, что снова позвонил он, а не она.

Мартин положил трубку, мимоходом пожалев, что упустил вчерашний шанс с Пией. Дома он остался не для того, чтобы караулить у телефона. Скорее само мироздание противодействовало его уходу. Густав не отвечал. Пер собирался в ночную смену. И Мартин занялся книгой, опустив жалюзи, чтобы не видеть, что на улице тёплый и прекрасный субботний вечер. До этого его метод заключался в том, чтобы записывать всё, что в данный момент приходит ему в голову, в итоге у него собралось огромное число фрагментов, объединённых только тем, что речь в них шла об одних и тех же людях. «Деконструированная диспозиция с фокусом на невозможности Романа», – мрачно сформулировал он для Сесилии. Имелись длинные диалоги о том, что логика умерла, вписать которые в общий текст будет, видимо, трудно. И с чего ему начинать – с начала или с конца? Или организация процесса сочинительства с опорой на, соответственно, начало или конец – это скучно и обычно? Может, лучше сунуть в машинку рулон бумаги и строчить, как Керуак?

Когда стемнело, он немного почитал «Визит в музей» Уоллеса и нашёл слабое утешение в том, как героиня романа Жюли облачала в слова страшные муки, которые ей причиняло молчание любимого.

Обнаруженный в кровати носок Сесилии он бросил на пол со всей силой, на какую был способен.

* * *

В воскресенье телефон молчал.

Ей надоело. Внезапно объявился бывший любовник и пригласил её во Флоренцию на спонтанный уик-энд; и сейчас она бродит по галерее Уффици, рассматривает полотна Боттичелли и переживает внутренний кризис: кого выбрать? Идущего рядом с ней франта в костюме или бедного студента-философа Мартина Берга? М-да, сложный выбор! Что не сделаешь ради возможности обсуждать Витгенштейна каждый день, начиная с сегодняшнего и до скончания веков?

Он уже чуть было не схватил трубку, но негромкий рациональный голос велел ему сдержать порыв. Это только выходные. Неделя ещё не прошла. Он дождётся вечера и позвонит. Будет говорить беззаботно, как будто ему только что пришла в голову идея набрать её номер. Спросит, не хочет ли она посмотреть какой-нибудь фильм. Или погулять. Он сделает это до шести.

Без четверти он позвонил.