А любви-то, понятное дело, ой как хочется. Да семью, да детей!

Ну, со временем родители тоже поняли, что дали маху. И решили все исправить. Определили на работу в музей при духовном учебном заведении. Может, найдет русская красавица себе парня среди молодых студентов.

Но объявился «красный молодец» откуда не ждали. Из интернета. И давай девке голову морочить. Комплиментами да лайками сыпать. Закружилась девичья головка. Наконец-то он пришел! Тот, кого она так долго ждала.

— Он попросил меня показать ему наш музей. Приезжал в лавру! — всхлипывая, рассказывала Вера о своей неудачной любви. — Мы разговаривали. И я даже сама не понимаю, как он уговорил меня показать это самое копье.

— А потом попросил тебя дать его на время? — подсказал Юрков.

— И я… дала! — снова залилась слезами девушка. — Он говорил, что хочет показать его знакомому специалисту в области холодного оружия. И как-то так он меня уговорил. Сказал, что вернет копье через три дня. Но… не вернул. Я ему звонила. Говорила. Он все обещал. А потом пропал. Перестал отвечать на звонки.

Казакову, как когда-то на заре его работы в органах, стало даже жалко ее — дурочку. Такую умную, грамотную, много знающую, но дурочку.

Он даже подумал про себя: «Времена меняются, а девчонки наши так и остаются верными сами себе. Ищут любовь. Этим и пользуются проходимцы всех мастей».

— А почему же вы не рассказали всей истории сразу? — задал сложный вопрос Юрков. — Надо было, раз уж так случилось, все и рассказать.

— Я думала, что он вернется. И вернет копье. А потом испугалась, что рано или поздно его хватятся. И решила: лучше сама открою пропажу. Тогда на меня и не подумают.

«А она, оказывается, не так и проста, как мне показалось. Да, видимо, не зря у нас сложилась поговорка, что в тихом болоте черти водятся. И вообще, даже здесь есть кое-что, что она скрывает. Видно, не только о любви он с ней говорил. Может, и о религии тоже».

— Ну а как вы думаете? — спросил Казаков. — Зачем ему это копье?

— Я не знаю! — ответила она. — Может, продать. Может, для себя. Но он очень им интересовался. Все спрашивал — как оно попало к нам. В музей. Почему так называется…

По ее тону, усталому и такому равнодушному, Казакову стало понятно, что она уже пережила эту историю. И начинает успокаиваться.

Они отпустили девочку. И она ушла, написав в своих показаниях на листке все, что им было нужно.

— Ну, теперь вроде ниточка есть, — заявил самонадеянно Юрков. — По телефону, компьютеру, машине мы его вычислим. Человек сегодня полностью просвечивается. Нет даже смысла следить за ним, гоняться по стране. Мы его найдем!

— Это если он такой одиночка-любитель раритетов, — неожиданно вступила в разговор Бархатова. — А я подозреваю, что здесь вовсе не простой интерес.

— А в чем дело? — поинтересовался Казаков, теперь уже открыто любуясь ею. Он в эти минуты думал о том же самом. Что встреча эта с Верочкой, история с копьем вовсе не случайность. Не шалость мальчишки. За ней прослеживается точный расчет. Но мысли эти он от себя отогнал. А она их высказала.

Ох и нравится ему эта умная баба из музея. Прямо с такой хоть в разведку. Хоть куда!

И он мысленно представил себе это «хоть куда»… И тут же стушевался. Что за хрень?! Он же монах, дал обет безбрачия, целибата! И столько лет его хранит!

Знал бы кто — как ему дался этот самый обет. И его сохранение. А тут…

«Вот он, бес, — подумал отец Анатолий. — Подстерег, зараза!»

Но, с другой стороны, ему почему-то было приятно это проявление, «шевеление» силы жизни, несмотря на столько отшельнических лет, сохранившееся в нем.

— Надо понять: зачем ему это копье? Да еще татарину. Нужно понять ход его мыслей, — снова заговорила Бархатова. — А ход его мыслей можно понять только тогда, когда мы до конца разберемся или хотя бы выстроим версию появления этого копья.

— Ну, вы выстраивайте версию! А я уж об этом мерзавце за неделю выясню все! Поговорю с нужными людьми. Попрошу собрать на него и электронное, и обычное досье. Так что за работу, товарищи! — Повторяя знаменитые слова Хрущева, Юрков покинул помещение. И забрал с собою показания Веры Нерадовой.

Ушел и отец наместник.

Казаков остался с Бархатовой один на один. И чтобы как-то прикрыть свои несвоевременные мысли, заговорил о нейтральном:

— Вот, Мария Федоровна… Вы работаете в Музее истории религии. И наверное, много знаете. Но все-таки — кто вы? Православная?

— Я православная буддистка, — со смехом ответила она.

— Это как? — удивился Казаков.

— Понимаете, Анатолий, — теперь уже серьезно заговорила она. — Я верю в то, что есть некая сила, которая действует по неведомым нам законам. И действует во все времена. Даже тогда, когда человека не было и в помине. А люди уже, исходя из уровня своего развития, персонифицируют эту силу в виде богов, ангелов, демонов. И так далее. В древнейшие времена они наделяли этой силой животных, гром, реки, деревья. Короче, от жуков-скарабеев в Древнем Египте эта сила персонифицируется до Богочеловека в христианстве. То есть, если говорить серьезно, то по мере изменения человека, его духовного роста, менялись и его представления о божествах. В древнейшие времена это были животные. Потом боги стали такими же, как люди. Возьмите хотя бы греческих олимпийских богов. Они так же любят, грешат, завидуют, вмешиваются в человеческие распри. Воюют на той или другой стороне. Потом из сонма богов выделяется главный. Приходит единобожие… Ну, в общем, что тут говорить? Когда знаешь, как зарождалась та или иная религия — понимаешь, что нет ничего вечного. Я, как ученый, в той или иной мере знакома с сотней — как минимум — культов. И ранее практиковавшихся. И ныне существующих. А когда видишь, откуда что растет, ко многим вещам относишься иначе. Иногда скептически.

— А христианство?! Православие? Это единственно правильное учение?!

— Если судить по известным нам фактам, то на первом этапе христианство было просто сектой, родившейся в лоне иудейской религии. Поэтому с ним и поступали так жестоко. И сейчас у нас с сектантами не церемонятся. А уж в те времена!..

Удивленный и даже слегка смущенный, Казаков замолчал. Ему нужно было время, чтобы осмыслить услышанное.

— Есть много заимствованного! — понимая, что уязвила собеседника, но все равно стараясь уж выговориться до конца, продолжила Мария. — Сыны божии, кстати говоря, были и до христианства. Вспомните Геракла, который был сыном Зевса и земной женщины. А египетские фараоны, объявлявшие себя богами?

Мария уже ушла, а Казаков еще долго смотрел на дверь, закрывшуюся за этой интересной и знающей женщиной.

Неожиданно ему подумалось: «А ведь история святого Георгия, побеждающего змея, очень напоминает историю Персея, который уничтожает морское чудовище и выручает дочь царя Андромеду!»