– Ой! – вскрикнула вдруг Вайле.

– Что случилось?

– Нога! Я не могу идти!

Адилхан с досады плюнул.

– Ты же говорила, что с ней все в порядке!

– В порядке, пока сидишь! А идти невозможно.

– Ну так я тебя понесу!

Падишах легко подхватил девушку на руки, но, сделав всего несколько шагов, вынужден был остановиться. Двигаться в полной темноте среди нагромождения камней можно было только наощупь.

– Лучше побыть здесь еще несколько часов, – сказала Вайле. – Нам всем нужно немного отдохнуть. Я уверена, что потом смогу идти...

– Боюсь, что времени у нас нет, – вздохнул Адилхан, – Если вода прорвет завал, мы все погибнем.

– А если вы будете меня нести, мы покалечимся. Или нас снова засыплет камнями...

– Ладно уж, отдыхай! – Адилхан сердито принялся устраивать себе песчаное ложе в узком промежутке между валунами, – Знаю я, из-за чего ты не хочешь уходить, маленькая пери... – ворчал он тихонько, – Нашла себе спасителя-людоеда... Эй, Пулат!

– К услугам великого падишаха!

– Ложись, где стоишь! Привал.

Из темноты снова донесся стон раненой обезьяны. Зверь уже осип и мог издавать лишь сухие хрипы почти без голоса.

– Бедняжка! – прошептала Вайле. – Нужно принести ему воды!

– Кому воды?! – возмутился падишах. – Пусть лучше рука моя отсохнет, чем поднесет воду этому уроду из племени убийц! Вспомни Маджида! Мой лучший сотник! Мы не можем даже похоронить его кости! Кости, обглоданные родственниками твоего нового приятеля!

– Они, может быть, все погибли... – сказала тихо Вайле.

– И хвала Аллаху! – отрезал Адилхан. – Чем меньше их осталось, тем больше у нас самих шансов выбраться отсюда живыми. Эх, отряд жалко! Какие были люди! Маджид, Тофия, Ктор... Неужели никто не уцелел?

Адилхан улегся поудобнее, насколько это вообще было возможно на сыром холодном песке, и, с горечью вспоминая погибших, постепенно задремал.

Несмотря на крайнюю усталость, он не мог спать долго. Разбудило его нахлынувшее вдруг отчаяние. Может быть, прежний Адилхан не совсем еще растворился в новом, унаследовавшем вместе с сердцем Фарруха его неспособность слишком много думать о себе. Новому Адилхану было легче, его мысли были заняты простой, насущной потребностью – выжить, чтобы помочь выбраться из этой переделки остальным. Но стоило хоть на минуту задуматься, вспомнить, ради чего затевалось путешествие через два моря и океан, через соленую пустыню, через эти проклятые горы – и сразу приходило безжалостное понимание: все рухнуло, и нет никакой надежды как-то исправить положение. Нет больше ифритов. Ни одного. Но даже если бы они были – нет заклинания, заставляющего их повиноваться! А без этого никогда не добраться до Города Джиннов, не победить медных стражей, не овладеть главным сокровищем Города – властью вершить судьбы мира!

Падишах застонал и открыл глаза. Рядом никого не было. Он окликнул Вайле, но девушка не отозвалась. Падишах испуганно вскочил на ноги, но сейчас же услышал в отдалении спокойные голоса Вайле и Пулата, а затем, к своему полному изумлению, увидел их самих. Оба сидели, склонившись над раненой обезьяной, и Адилхан сначала не понял, чем именно поразило его это зрелище. Лишь несколько мгновений спустя он сообразил: в пещере мерцал свет! Тусклый и серый, шедший неизвестно откуда, он, тем не менее, четко обрисовал контуры камней и человеческих фигур.

Адилхан чуть не вприпрыжку поспешил к своим спутникам.

– Что это такое?! – закричал он на бегу.

– Это вода. – сказала Вайле. Она поила из ладоней обезьяну, прижатую к земле крупным обломком скалы. – Пулат, приподними ему голову!

Гвардеец поспешно исполнил приказание девушки, хоть это было и нелегко. Голова обезьяны казалась большой черной глыбой, навалившейся на жиденькую подпорку. Подпоркой был Пулат. Обезьяна жадно пила с ладоней Вайле, но круглые беспокойные глаза ее косились на Адилхана. Что в них, злоба, страх? Или доверие?

Адилхан отвернулся.

– Я спрашиваю, что это за свет?

– Это утро, о, великий падишах! – кряхтя, ответил гвардеец. – В сводах пещеры есть дыра. Отсюда не видно, но если отойти шагов на тридцать, можно увидеть солнце. Мы в огромном подземном зале... только с обвалившимся в одном месте потолком.

– А добраться до этой дыры можно? – живо спросил падишах.

Пулат покачал головой.

– Нет. Слишком высоко. Я уже пытался...

– Какое все-таки счастье, что мы остались здесь до рассвета! – тут же вставила Вайле. – А он... – она указала на притихшего зверя. – Он вел меня именно сюда, потому что хотел спасти!

– Ну хорошо, хорошо! – Адилхан махнул рукой.

Он видел, как жадно обезьяна раскрывает рот навстречу каждой новой порции воды, которую Вайле носила для нее из ручья. При этом в сумерках поблескивали огромные белые клыки зверя.

– Не будем спорить о том, для чего этот людоед тебя спасал, – продолжал падишах. – Но благодаря ему... и тебе, прекрасная малика, мы не прошли мимо выхода, когда на поверхности была ночь. Что ж, я готов это признать, и теперь, пожалуй, у меня рука не поднимется, чтобы прикончить парня... Как ты думаешь, Пулат?

– Я по-прежнему готов выполнить любое приказание великого падишаха! – отрапортовал гвардеец, но на его лице вдруг промелькнула едва заметная лукавая улыбка. – Особенно если оно будет совпадать с приказаниями госпожи!

– Хитрец! – хмыкнул Адилхан, а про себя добавил:

– Все таки Ктор был прав. Этот мальчишка не простой солдат...

С помощью гвардейца Адилхан быстро очистил большой обломок скалы, придавивший обезьяну, от более мелких камней, наваленных сверху.

– Теперь нам нужен надежный рычаг, чтобы сдвинуть с места эту глыбу, – сказал падишах.

– Там, в песке, – Пулат махнул рукой в сторону русла подземной реки, – торчат еловые ветки. Наверное, дерево принесло сюда потоком. Только как к нему подступиться без лопаты, без топора?

– Ну-ка пойдем, посмотрим! – сказал Адилхан.

Через несколько минут он вернулся, сопровождаемый гвардейцем, разинувшим рот от изумления.

На плече у падишаха покоился почтенной толщины ствол дерева, облепленный песком. Адилхан нес его без посторонней помощи. Толстый конец ствола он подсунул под обломок скалы, а крупный камень, лежащий рядом, использовал в качестве опоры для рычага.

– Теперь отойди подальше от своего приятеля, – сказал он девушке. – Мы случайно можем сделать ему больно. Как бы он не обиделся.

– Не беспокойтесь, Атум все понимает, – ответила Вайле.

– Атум? – удивился падишах. – Ты что, дала ему имя?