«Муниципальный отчет» был написан в южном, расположенном у отрогов живописных Аллеганских гор провинциальном Эшвилле. И наверняка свою героиню, миссис Эдэр, О. Генри углядел среди обитателей этого захолустья. Тогда писатель был уже болен, и жить ему оставалось год или чуть меньше. Движимая заботой о хворающем супруге, туда на отдых его вывезла вторая жена (о ней речь еще впереди), но О. Генри выдержал там только несколько месяцев. И запросился обратно: «Я могу смотреть на эти горы сотню лет и не родить ни одной мысли. Там слишком много красивых видов и свежего воздуха. Что мне нужно, так это квартира с паровым отоплением, без вентиляции и физических упражнений».

Он лукавил, заявляя, что не может «родить» в Эшвилле «ни одной мысли». «Муниципальный отчет» и несколько других рассказов, написанных там, опровергают слова писателя. Но они подтверждают мысль Стейнбека: в ином месте, кроме Нью-Йорка, жить он уже не мог.

Прежде нам невольно пришлось немного забежать вперед, но теперь настала пора вернуться к тому времени и месту, где мы оставили нашего героя. Итак, место действия — «город четырех миллионов», время действия — 1906–1908 годы. О. Генри находится на вершине успеха и переживает апогей своей литературной карьеры. Он — преуспевающий профессиональный писатель. И поскольку О. Генри писал не только ради удовольствия, а зарабатывал пером на жизнь, нам не избежать разговора о деньгах.

Как известно, в любой стране, а в Америке — особенно, вопрос о том, сколько ты получаешь (сколько тебе платят), считается не очень приличным. Он воспринимается как некое сомнение в адекватности оценки способностей того, к кому обращен вопрос (не важно, со знаком «плюс» или «минус»), и в любом случае — как покушение на то, что американцами определяется емким понятием privacy. Но в нашем случае без вторжения в эту деликатную тему никак не обойтись. И мы уже неоднократно этим занимались, говоря о займах Портера, о его долгах, о гонорарах, которые он получал за публикации. Да и вообще, повествование о судьбе профессионального литератора без разговора о его доходах, о том, как их величина влияла на его каждодневное существование, конечно, немыслимо. Разве можем мы, например, понять Вольтера, не говоря о его богатстве, или рассуждать о Бальзаке или о Достоевском, не памятуя о значении «презренного металла» в их творческих судьбах? Всё это в полной мере приложимо и к О. Генри. Деньги многое значили и в его судьбе.

Хотя О. Генри явно не принадлежал к числу тех литераторов, которые (как, например, Джек Лондон или другой его весьма удачливый современник и коллега P. X. Дэвис) стремились выжать из издателей по максимуму, тем не менее финансовая составляющая волновала, конечно, и его. Но это было волнение особого рода. Он никогда не прилагал целенаправленных усилий к увеличению гонораров: на протяжении почти всего нью-йоркского периода за рассказы ему платили почти всегда одинаково: те, кто его в свое время «открывал» («Энслиз», «Уорлд» и др.), по 100, реже по 150 и совсем редко — по 200 долларов за новеллу (и то в основном в последние два-три года его жизни). Впрочем, речь идет о суммах, прописанных в договорах, которые — как по срокам сдачи текстов, так и по величине их — он обычно нарушал. Поэтому об истинных величинах авторских вознаграждений О. Генри на самом деле мы можем судить лишь косвенно. Особенно когда речь идет о позднем периоде. Может быть, он и хотел, чтобы ему платили больше… Да вот ведь незадача: он постоянно находился в тисках контрактов, взятых на себя обязательств и… невыполненных обещаний. Сохранилось большое количество разнообразных писем и записок, при помощи которых в нью-йоркские годы писатель общался с редакторами и сотрудниками журналов, где публиковались его новеллы. Но ошибется тот, кто подумает, что они были заполнены суждениями о литературе. В этом смысле О. Генри мало отличался от коллег по цеху: знак доллара и просьбы о дополнительных авансах в счет будущих текстов встречаются в них куда чаще, чем названия новелл или имена их героев. Немало в них и уверений поторопиться, постараться успеть закончить обещанное (чаще всего давно оплаченное).

Как свидетельствуют исследователи творчества писателя, начиная примерно уже с 1904 года и до конца своих дней наш герой постоянно был должен какой-нибудь текст — то тому, то другому журналу, а то и нескольким одновременно[292]. И положение это год от года усугублялось.

Александр Блэк, выпускающий редактор «Санди уорлд», вспоминал, как в 1905–1907 годах каждую свою неделю, почти как правило, начинал с посылки курьера к О. Генри с требованием предоставить очередной текст или хотя бы синопсис новеллы, которая должна быть опубликована в очередном субботнем номере (необходимо было заказывать рисунок художнику — каждая новелла О. Генри обязательно сопровождалась иллюстрацией). И хотя чаще всего рассказ в последний момент всё-таки появлялся в редакции, сомнения в том, что текст будет представлен, оставались до последней минуты.

В 1907 году произошло важное событие: у писателя появился литературный агент. Звали его Сет Мойл. В 1914 году, через четыре года после смерти своего подопечного и друга (хотя их связывали деловые отношения, но назвать его по-другому мы не можем — рядом с О. Генри могли находиться только по-настоящему расположенные к нему люди), он написал и опубликовал небольшую книжицу с незамысловатым названием «Мой друг О. Генри». С точки зрения обстоятельств личной и творческой жизни писателя книжка эта малоинформативная, но литературно-финансовую сторону существования приоткрывает (ведь Мойл всем этим и занимался — гонорарами, договорами, публикациями и т. п.). Вот из нее и можно узнать о том, сколько получал «его автор». Мы не знаем, при каких обстоятельствах Мойл появился рядом с О. Генри, кто их познакомил и почему именно этот человек стал его литературным агентом (в книге об этом не говорится). Ясно одно: жаль, что Сет Мойл оказался рядом с писателем только в 1907 году. Очевидно, что с его появлением финансы нашего героя приобрели некоторую прозрачность, да и за приличные ставки гонораров агент все-таки боролся. Прежние контракты (например, с «Санди уорлд» — по 100 долларов за рассказ) он пересмотреть не мог (да и едва ли О. Генри это ему позволил бы), но что касается новых — они заключались на иных условиях. Впрочем, как замечает Мойл, его подопечный был трудно управляем. С большой неохотой брал на себя новые обязательства (даже если они сулили изрядные деньги), отказывался от выгодных предложений, если те по какой-то причине ему не нравились или просто не хотел себя связывать.

Как тут, кстати, не вспомнить следующий красноречивый эпизод (его нет в воспоминаниях Мойла, но он весьма характерен). Однажды (событие относится к 1907–1908 году) нашему герою по почте пришло письмо от редактора крупного еженедельного издания с просьбой сочинить рассказ (любой рассказ на любую тему). К письму прилагался чек — на тысячу (!) долларов. Хотя О. Генри (впрочем, как всегда!) находился в стесненных обстоятельствах, предложение он отверг и без комментариев отослал чек обратно. Дело в том, что в свое время — когда писатель еще только начинал пользоваться своим псевдонимом, он посылал в тот самый еженедельник несколько рассказов, но сначала долго не получал ответа, а затем, после нескольких напоминаний, удостоился-таки — грубого по форме и издевательского по сути. Письмо было подписано тем самым человеком, который теперь прислал чек. Можно подумать, что Портер отомстил. Но едва ли это справедливо. Он не был мстителен. Просто не выносил снобов и людей беспринципных. Если бы он хотел отомстить, то мог бы легко это сделать, взяв деньги и отослав один из тех самых отвергнутых прежде рассказов. Но не сделал этого. Другим был человеком — честным и щепетильным.