Все остальные уезжали на следующий день или через день. Майлз — на семейное празднество на сотню с лишним персон с обслугой. Заря и Жасмин — на совместное сборище их родственников в поместье Жасмин в Саусалито. Даже Шелби — хоть и ни словом не обмолвилась Люс о возвращении в Бейкерсфилд — днем раньше разговаривала с матерью по телефону.

— Да, — стенала она. — Знаю. Я там буду.

Худшее время для Люс, чтобы остаться в одиночестве, трудно было придумать. Ее внутреннее смятение нарастало с каждым днем, пока она окончательно не перестала понимать, как относится к Дэниелу или к кому бы то ни было еще. И она не переставала корить себя за глупое поведение накануне, когда позволила Майлзу зайти так далеко.

Всю ночь она приходила к одному и тому же заключению: хотя Дэниел и расстроил ее, в происшествии с Майлзом была виновата она и только она. Это она оказалась изменницей.

Люс становилось по-настоящему плохо, когда она думала о том, как Дэниел сидел там, безмолвно наблюдая, пока они с Майлзом целовались; когда представляла, как он себя чувствовал, срываясь с той крыши. Так же как и она сама, когда впервые услышала о происходившем между ним и Шелби, чем бы это ни было, — только хуже, поскольку ее поступок был настоящей изменой. Еще один пункт в список доказательств того, что они с Дэниелом не в состоянии общаться друг с другом.

Тихий смех вернул ее обратно к нетронутому завтраку.

Франческа в длинном черно-белом плаще в горошек плавно скользила мимо столов. Всякий раз, когда Люс оглядывалась на женщину, та с лучезарной улыбкой беседовала то с одним, то с другим школьником, но девочку не оставляло ощущение пристальной слежки. Как если бы учительница была способна пробраться в ее сознание и точно выяснить, из-за чего ее оставил аппетит. Как дикие белые пионы бесследно исчезли за ночь, так, возможно, растворилась и вера Франчески в то, что Люс сильна.

— О чем грустим, подруга? — поинтересовалась Шелби, проглатывая немалый кусок рогалика, — Поверь мне, ты немногое пропустила вчера вечером.

Люс не ответила. Костер на пляже занимал ее мысли в самую последнюю очередь. Она только что заметила Майлза, бредущего на завтрак куда позже, чем он обычно там появлялся. Он шел ссутулившись, низко надвинув на глаза бейсболку с эмблемой «Доджерс». Девочка непроизвольно коснулась пальцами губ.

Шелби увлеченно замахала над головой обеими руками.

— Он что там, ослеп? Земля вызывает Майлза!

Когда она все же привлекла его внимание, мальчик неловко махнул рукой их столику, едва не споткнувшись о буфет с закусками навынос. Еще раз помахал им и скрылся за зданием столовой.

— Это я только что повела себя как полный псих — или все-таки Майлз? — уточнила Шелби, закатывая глаза и изображая то, как неуклюже запнулся их приятель.

Но Люс отчаянно хотелось броситься следом за ним и…

И что? Сказать ему, чтобы не смущался? Что в этом поцелуе была и ее вина? Что влюбленность в ходячее несчастье вроде нее ничем хорошим не закончится? Что он ей нравится, но слишком многое насчет этого — насчет них двоих — попросту невозможно? Что, хотя они с Дэниелом сейчас и в ссоре, на самом деле ничто не может угрожать их любви?

— Так или иначе, как я начала говорить, — продолжила Шелби, подливая Люс кофе из бронзового кофейника. — Костер, гедонизм и все такое прочее. Такие штуки бывают чертовски нудными. Особенно, знаешь ли, когда тебя рядом нет, — добавила она, дернув уголком рта в подобии улыбки.

Сердце у Люс чуточку отпустило. Хотя бы изредка Шелби все же удавалось ее утешить. Но затем соседка по комнате поспешно пожала плечами, как будто советуя не принимать ее слов всерьез.

— Больше никто не способен оценить по достоинству то, как я изображаю Лилит. Вот и все.

Шелби выпрямила спину, выпятила грудь колесом и начала неодобрительно подергивать уголком верхней губы.

Ее подражание Лилит всегда смешило Люс. Но сегодня девочке удалось выдавить из себя лишь хилую улыбку.

— Хмм… — протянула Шелби. — Не думаю, что тебя так волнует пропущенная вечеринка. Я заметила Дэниела, пролетавшего над пляжем прошлой ночью. Должно быть, вам немало нужно было наверстать.

Шелби видела Дэниела? Почему она не упомянула об этом раньше? Мог ли кто-нибудь еще его увидеть?

— Мы даже не разговаривали.

— Трудно поверить. Обычно у него находится для тебя куча распоряжений…

— Шелби, Майлз меня поцеловал, — перебила ее Люс.

Ее глаза были закрыты. По какой-то причине так оказалось легче признаваться.

— Прошлой ночью. И Дэниел все видел. Он улетел прежде, чем я успела…

— Да, это многое объясняет! — Шелби присвистнула, — Ну дела.

Лицо Люс пылало от стыда. Ей никак не удавалось выбросить из головы образ Дэниела, срывающегося в полет. Он выглядел таким… отчужденным.

— Так между тобой и Дэниелом все, ну, ты понимаешь, кончено?

— Нет. Никогда, — выговорила Люс, не в силах даже слышать это предположение без дрожи. — Я просто не знаю.

Она не стала пересказывать подруге остаток того, что увидела в вестнике, о совместной деятельности Дэниела и Кэма. Об их тайных приятельских отношениях, насколько она могла об этом судить. Шелби не поняла бы, кто такой Кэм, а вся история целиком слишком запутанна, чтобы объяснять. Кроме того, Люс не вынесла бы, если бы Шелби, с ее нарочито вызывающими взглядами на ангелов и демонов, попыталась продемонстрировать на этом примере, что в их сотрудничестве нет ничего особенного.

— Знаешь, сейчас Дэниел, должно быть, весь из-за этого испереживался. Разве это не его пунктик — бессмертная привязанность между вами двоими?

Люс оцепенела, услышав эти слова.

— Я не иронизирую, Люс. Вполне возможно, ну, я не знаю, что у Дэниела были отношения и с другими. Это все довольно-таки туманно. Суть-то в том, что, как я уже говорила, значение для него, безусловно, имела только ты одна.

— Предполагалось, что от этого мне станет легче?

— Я не утверждаю, будто пытаюсь тебя утешить, просто хочу привести пример. При всей раздражающей отчужденности Дэниела — а этого в нем хватает — он явно тебе предан. Так что весь вопрос в тебе. Насколько ему известно, ты можешь бросить его, стоит лишь нарисоваться кому-нибудь еще. Нарисовался Майлз — очевидно, классный парень. Слегка слащав, на мой вкус, но…

— Я никогда не брошу Дэниела, — громко произнесла Люс, отчаянно желая сама в это поверить.

Ей вспомнился ужас на его лице в ту ночь, когда они поспорили на пляже. Ее ошеломило то, насколько поспешно он спросил: «Мы расстаемся?» Как будто подозревал, что такое возможно. Как будто Люс не проглотила всю его безумную историю об их бесконечной любви, когда он рассказывал ее под персиковыми деревьями в Мече и Кресте. Девочка приняла ее одним большим доверчивым глотком, вместе со всеми ее изъянами, шероховатостями и острыми осколками, потому что Дэниел просил ее поверить. Теперь ежедневно какой-нибудь из этих осколков впивался в нее изнутри. А самый крупный подступал к горлу.