в самолете она летела впервые. Ребята Сергея Крутова устроились на рюкзаках, возбужденные приключением — полет на самолете, да еще и с важным грузом! Все оборудование взять не смогли — трансформаторы весили слишком много, их придется доставать на месте, в Тобольске. Старшина спал, постелив на пол плаш-палатку.

Владимир и профессор Громов сидели рядом, и время от времени обменивались фразами. Шум двигателей заглушал их беседу, так что, если в самолете и были жучки, то они ничего не смогли бы записать.

— Я навел справки о Сазонове, — сказал Владимир, — он специалист по диверсионной и разведывательной деятельности. За ним числится несколько дел, каждое из которых потянет на хороший роман.

— Думаете, он будет вести переговоры с Троцким? — помолчав, спросил Громов.

Владимир отрицательно покачал головой.

— Очень сомневаюсь. Если только после того, как арестует его. Но, в любом случае, почему Тобольск? Может, там будет совещание с участием Троцкого?

— Может быть, — согласился профессор, — но, я думаю, дело в другом.

— В чем же?

Громов ответил не сразу, аккуратно подбирая слова.

— Есть некие намеки, из открытых публикаций… возможно, под Тобольском находится место ссылки товарища Сталина. Он полностью пропал из публичного поля в двадцать девятом, так что это только догадки.

Владимир погрузился в раздумья.

— Тогда цель операции — освобождение товарища Сталина из ссылки?

Пауза, которую выдержал профессор, была самой долгой во всем разговоре.

— Давайте считать, что так, — ответил он, наконец.

Глава 30.СИБИРСКИЙ ГАМБИТ

Пожилой, но еще крепкий охотник в плотной куртке, брезентовых штанах и высоких сапогах поднимался по склону холма к сложенной из почерневших бревен избе. За его спиной висела двустволка, а в правой руке он за уши нес добычу — весьма упитанного зайца. Невысокого роста, плотно сложенный, охотник шел неторопливо и основательно, ступая так, словно просчитывал каждый шаг. Дойдя до избы, он отпер замок и открыл дверь. Внутреннее убранство избы было очень простым: у окна прочный дубовый стол с двумя табуретками, задвинутыми под него, вдоль глухой стены — топчан с тумбочкой у изголовья и просторный книжный шкаф, на полках которого виднелись собрание сочинений Ленина, пятитомник Брокгауза и Ефрона «Биографии» с потускневшим позолоченным тиснением, и материалы съездов ВКП(б) в красном переплете. Возле печи — стол с кухонными принадлежностями. На крючках возле двери висела одежда на все сезоны: теплая доха мехом наружу, привезенная из ссылки в Туруханском крае, солдатская шинель, прослужившая хозяину все гражданскую войну, и темно-зеленый френч, пришедший ей на смену.

Охотник недолго постоял на пороге, будто проверяя — можно ли войти внутрь? Решил, что можно. Положил зайца на кухонный стол, повесил на стену ружье и патронташ. Глянул в окно: к избе спешил человек — лысоватый, низенький, с матерчатой сумкой через плечо. Охотник, сев на топчан, неторопливо снял сапоги. В этот момент снаружи послышались приближающиеся шаги, и в дверь осторожно постучались.

— Заходи, Поскребышев.

Голос охотника, такой же неторопливый и основательный, как и его походка, выдавал человека, привыкшего управлять людьми. Вошедший поздоровался — кажется, даже с легким поклоном — взял у охотника сапоги, поставил их у двери и принес ему мягкие сибирские тапки.

— Вот тебе заяц, — засунув ноги в тапки, охотник показал на добычу, лежавшую на столе и усмехнулся, — справишься?

— Справлюсь, — ответил тот без энтузиазма: возиться с животным не хотелось, но слово хозяина — закон.

— Газету принес?

Поскребышев метнулся к сумке.

— Позавчерашняя, — извиняющимся тоном сказал он, — почты опять сегодня не было.

Сев на табуретку, охотник развернул выпуск «Правды» и положил газету на стол. Затем, набив трубку и закурив, принялся за чтение.

— Набичвари [1], - тихо проговорил он, просмотрев передовицу, — просрал страну, а теперь кукарекает, как петух утром.

Он раздраженно отодвинул газету и, задумавшись, снова раскурил погасшую трубку. Поскребышев, взявшийся за зайца, счел за благо продолжить начатое на улице, хотя там было не так удобно. Помощник знал: в последнее время, когда Троцкий публиковал в «Правде» очередную статью, а это случалось чуть ли не каждую неделю, весь день хозяин ходил мрачнее тучи, и тогда его лучше было не беспокоить.

Ссылка, в которую Председатель партии ВКП(б) отправил главного конкурента, длилась уже шестнадцатый год. До начала войны охрана была формальной. Иногда Поскребышеву казалось, что так Троцкий провоцирует хозяина на необдуманные действия, за которые после можно будет наказать. Но хозяин на провокации не поддавался — ни в тридцать первом, когда массовая коллективизация привела к крестьянским восстаниям, для подавления которых на помощь ГПУ пришлось привлечь армейские части, ни в тридцать пятом, в недолгий период оттепели, начавшийся с широкой партийной дискуссией по вопросам дальнейшего пути развития страны — Троцкий таким образом выявил оппонентов, обвинил их в правом уклоне и лишил всякой власти, исключив из ЦК, — ни после того, как началась война. Поскребышев вспомнил те июньские дни сорок первого — ходили слухи, что председатель партии сбежал в страхе, что его арестуют свои же и обвинят в предательстве. И то сказать — сколько оружия, техники и прочих ресурсов передали китайским коммунистам! И все — во имя идеи мировой революции. В двадцатых годах Европе и Америке не вышло, и тогда Троцкий выдвинул идею «особого азиатского пути», якобы позволяющего напрямую перейти от полуфеодального способа производства к социалистическому. Такое радикальное переосмысление идей марксизма подкреплялось примером России — страны, совершившей успешную социалистическую революцию, отталкиваясь от далеко не самых развитых капиталистических производственных отношений. Троцкий считал, что Гитлер не решится напасть на СССР — по живой силе Красная Армия не уступала вермахту, а тому еще надо было держать оккупационную армию в Англии и на континенте, да еще и помогать Италии, увязшей в Африке. Мастер блефа и ложных выпадов, Троцкий считал таковым и сосредоточение вермахта у советских границ. Кроме того, самые радикальные из сторонников Председателя партии уверяли, что при любой попытке Германии напасть на Советский Союз в стране тут же начнется социалистическая революция. Проводились аналоги между событиями 1905 года в России и октябрьским коммунистическим восстанием 1923 года в Германии, когда казалось, что пролетариат вот-вот возьмет верх. Некоторые даже предлагали спровоцировать Германию напасть на СССР, чтобы вызвать революцию.

Но оказалось, Гитлер не блефовал. Война началась, вермахт пересек границу первого в мире социалистического государства, а немецкий пролетариат как работал на заводах, так и продолжал работать. Не то что о революции, даже о забастовках речь не шла. В тот момент власть в СССР повисла на волоске. Прошло две недели, прежде чем Троцкий обратился к стране, призвав