В итоге собрались лишь четверо: Гермиона, Джон-молчун, Луиза и Майкл. Решили отправиться в «Астор» на Беркли-сквер.

На входе было ужасно темно, однако вскоре глаза привыкли. Гермиону здесь знали, и, несмотря на полный зал, им быстро нашли столик. Заказали шампанское. Майкл попросил содовую.

Гермиона пригласила Майкла на танец. Слегка разочарованная, Луиза осталась в компании Джона, который тоже, судя по всему, был раздосадован.

– Потанцуем? – только и сказал он.

Впрочем, он оказался хорошим танцором и искусно уворачивался от других пар на переполненном пятачке.

– Вам понравился портрет? – спросила она ради приличия.

– Я в этом ничего не смыслю, – признался Джон, – но мне кажется, кто угодно может нарисовать хороший портрет Гермионы.

– Она самая шикарная женщина из тех, что я знаю.

Тут он оживился.

– Правда же? И притом чертовски умна! Восхитительная женщина! Вы давно с ней знакомы?

– Они с мамой старые подруги. Хотя вряд ли можно сказать, что знаешь друзей родителей.

– Наверное.

Помолчав, он спросил:

– А с Майклом вы знакомы?

– Нет, раньше не встречала. А как его фамилия?

– Разве вы не знаете? – Почему-то это обрадовало Джона. – Он ведь у нас знаменитость, известный портретист. Его картины стоят целое состояние. Гермиона ни за что не смогла бы себе позволить такую роскошь: кто-то подарил ей портрет, только она не говорит, кто… – Он снова помрачнел.

– Когда же он его написал, если служит на флоте – на эсминце, кажется?

– А он был в отпуске по болезни – аппендицит. Оперировал судовой врач; видимо, не совсем удачно, так что его отпустили на полтора месяца.

Оркестр умолк, и они вернулись к столу.

Когда пришла ее очередь танцевать с Майклом, выяснилось, что он – великолепный танцор. Играли квикстеп, и он закручивал ее в немыслимые фигуры. Луиза изо всех сил старалась не отставать.

– Просто расслабьтесь и повторяйте за мной, – посоветовал он, однако ей это совсем не показалось «простым».

– Извините… Я не слишком хорошо танцую.

– Ерунда! У меня было больше практики, только и всего: мы каждую неделю ходили в Хэммерсмит-Пэлис. Вот, смотрите: когда я вас поворачиваю, двигайтесь в единственно возможном направлении.

Тем не менее на деле все казалось гораздо сложнее, чем на словах.

– Остальные танцуют, – заметил он. – Давайте вернемся за столик и поговорим. Эсминцы – не самый мой главный интерес. До этого меня куда больше занимали лица – а у вас невероятно красивое лицо. Я бы очень хотел вас порисовать. Многие считают мои картины вульгарными; пожалуй, они и правы. Зато я неплохо рисую карандашом. Так когда я смогу вами заняться?

– Не знаю… – Ее так ошеломил комплимент, что хотелось поскорее заглянуть в зеркало и проверить, насколько она изменилась. – Я в городе всего на одну ночь. Родителям не нравится, когда я остаюсь в Лондоне.

– Конечно же, они правы. Тогда, может…

И тут случилось нечто из ряда вон выходящее: раздался оглушительно громкий взрыв, стены покачнулись, словно пытаясь устоять на месте. С жалобным звяканьем затряслись подвески на люстрах, дрогнули на столах маленькие лампы с красным абажуром, и даже шампанское заплескалось в фужерах. Кто-то испуганно выдохнул. Одна женщина ойкнула неестественно высоким голосом. Все происходило одновременно: казалось, время остановилось. С потолка отвалился небольшой кусочек штукатурки и очень медленно приземлился прямо на их столик. Луиза так и застыла, не шевелясь.

Майкл взял ее за руку.

– Какая вы храбрая девушка! – воскликнул он. – Я собирался сказать: «Приезжайте к нам в Уилтшир на выходные, мама будет рада с вами познакомиться». Теперь же я просто уверен в этом.

– Бомба? – спросила она.

– Да, и довольно близко.

К столу вернулись Джон с Гермионой.

– Это уж слишком! – капризно протянула Гермиона. – Даже повеселиться нельзя – обязательно испортят настроение! Давайте закажем еще одну бутылку шампанского, чтобы взбодриться.

Подошедший официант рассказал, что, по слухам, бомба ударила в церковь на Пикадилли. Некоторые спешно покидали ресторан, однако Гермиона решила остаться.

– В конце концов, они пока еще не сыплются нам на голову. – Она поглядела на Луизу. – Как ты, лапочка? Нормально?

Луиза молча кивнула. Хоть ее и назвали храброй, на деле ее слегка потряхивало.

Было уже далеко за полночь, когда они с Гермионой наконец вернулись домой. Снимая накидку в холле, Гермиона заметила:

– Ты имела большой успех у Майкла Хадли. Вы хорошо провели время?

– Да, вечер был просто чудесный! Я вам так благодарна за приглашение!

Луиза поцеловала душистое, изящной лепки лицо. Гермиона легонько похлопала ее по щеке.

– Учти – он тот еще сердцеед. Не увлекайся им чересчур, ладно, милая?

– Не буду.

Луиза ответила так лишь потому, что это от нее ожидалось, но в глубине души задумалась: смог бы он и вправду разбить ей сердце – и главное, стал бы?

Гермиона бросила на нее испытующий взгляд и хотела что-то сказать, но передумала.

Луиза уже разделась и чистила зубы, когда она тихо постучала в дверь.

– Совсем забыла сказать: утром я уйду рано, так что мы не увидимся.

– Вы пойдете на фабрику?

– Да, на свою собственную фабрику. А ты спи. Как проснешься и захочешь позавтракать – позвони, Ивонн принесет. Будь умницей, не опоздай на поезд, а то твоя мать больше тебя не отпустит. Compris?[17] – И она вышла.

Луиза легла в постель. Прозвучал сигнал отбоя. На часах было уже двадцать минут пятого. Бедной Гермионе не стоит и ложиться, подумала она. Едва голова коснулась подушки, как ее сморил сон.

На следующее утро Луизу разбудила горничная: некий джентльмен просит ее к телефону.

– Это Майкл, – раздался в трубке мужской голос. – Майкл Хадли.

– Здравствуйте.

– Я вас разбудил?

Она посмотрела на часы: десять утра.

– Да нет, не очень.

– Я позвонил матери. Она сказала: было бы замечательно, если бы вы приехали к нам на следующих выходных.

– Ну… Боюсь… – Она планировала повидаться со Стеллой.

– Дело в том, что это мои последние выходные в отпуске, мне скоро возвращаться на корабль. Бог знает, когда еще увидимся. Приезжайте, прошу вас, иначе я ужасно расстроюсь.

Она пообещала, что постарается изменить планы.