куда-то упало. Замерло, спрятавшись от всего на свете. Потому что, наученная не самым хорошим опытом, я испугалась.

Испугалась собственного счастья. Того самого, что по всем правилам мира заслужила. Разозлилась на себя! Ну сколько можно?! Сколько можно прятаться и ныть?!

– Покажи ее мне…

Вслед за Мишей вошел молодой улыбчивый доктор. Он объяснил мне, что малышку пора приложить к груди, да и вообще кучу всего. Я же смотрела на нашего ангелочка и даже не дышала.

Какая же она крошечная, какая маленькая. Какая по-настоящему моя. Наша. Подняла взгляд на Мишу. Тот сканировал меня своими черными глазами, впитывая каждую эмоцию, а потом одними лишь губами прошептал:

«Спасибо».

Сморгнула слезы. Было что-то в этом моменте такое интимное, такое родное… Такое «только наше». Когда дочку положили ко мне на кровать, захотелось замереть.

Оставить этот момент навсегда в своем сердце и запечатать. Все замолчали и лишь она недовольно морщилась и пыталась выразить простыми своими крохотными ручками и ножками.

Глядела на нее, и в голове столько мыслей было. Нет, это точно не та эйфория, что описывается мамочками. Это совершенно не то всеобъемлющее чувство. Для меня это нечего большее.

Надеюсь, материнский инстинкт, или как это там называют, проснется позже, но сейчас передо мной лежало самое настоящее чудо. Наше чудо. Реальное и такое милое.

Это пока еще не любовь. Не то всепоглощающее чувство, о котором мне рассказывали, я читала. Но это нежность и бесконечное желание оберегать. Я попробовала высвободить грудь.

Доча будто почувствовала это, потянулась и ее пухлые, точь-в-точь как у отца, губы сомкнулись на моем соске. Больно! Я едва не вскрикнула от прострелившей все тело боли, Миша тут же оказался рядом, едва ли не отпихивая врача:

– Что не так? Шов дернула? Может, унести ее?

Его волнение и забота были такими удивительно неожиданными, что прикусила губу, чтобы не разрыдаться. Облегчение… Невероятное облегчение захлестнуло всю меня, и я шумно выдохнула.

Парень нахмурился и всмотрелся в мое лицо. Я ответила открытым счастливым взглядом. Снова этот разговор без слов, в конце которого он, кажется, все-таки понял.

И вот, Михаил Самсонов, такой грозный, темный, хмурый, не способный на положительные чувства, растягивает губы в улыбке. Вообще, наша встреча с ним после операции состоялась не сейчас.

Но все то было обрывочным, таким скомканным. Я даже прочувствовать не успевала! Не говорила ему, что считала мертвым, что не знала! Я вообще столько ему не говорила, и после всего этого первым, что между нами всплыло, оказался страх…

– Рит, ну ты что, правда думала, что неважна мне? Та, что сотворила чудо, и я сейчас не только о ней.

Он кивнул на нашу дочь, что с аппетитом присосалась к груди и теперь уже без всякой боли спокойно ела. А мои щеки покрыл лихорадочный румянец.

Мгновение, и нас оставили втроем. Вот так просто и тактично. У платных палат есть свои преимущества все же… А я смотрела на Мишу немного смущенно и сконфуженно.

Да, несмотря ни на что, внутри жил страх, что как только я рожу, перестану быть «ценным сосудом». Перестану быть той, что важна и нужна, мое место займет новая. И не просто новая… Единственная.

Это даже не ревность к дочери. Принятие, но… Самсонов наклонился и одним лишь поцелуем развеял все глупыше сомнения! Терпким, долгим, таким взрослым, что внизу живота сладко заныло.

Удивительно! В одно мгновение я снова впустила в себя этот калейдоскоп эмоций. Бурное, живое по-настоящему осязаемое счастье. Оно откликнулось касанием вкусно пахнущей макушки, мягкими губами моего мужчины и даже неприятным тянущим ощущением от шва на животе.

Счастье!

Оно длилось ровно столько, чтобы я смогла прочувствовать и напитаться им. А потом… Потом дочь увезли. Миша был категоричен и сказал, что, пока Виктория Егоровна не разрешит, они со мной не останутся. Это было обидно.

Это уже спустя несколько дней, когда они все же стали со мной жить, я поняла, зачем это было сделано. Почему меня оберегали от дочери, а ее от меня. Просто моему телу нужно было время.

Зато, как только показатели стали лучше, я сама почувствовала себя очень даже бодро. Тем не менее дочь мне было запрещено поднимать еще долго, даже несмотря на нее небольшой вес.

И вот дни потекли очень медленно в ожидании выписки. В первую очередь это касалось меня, так как с дочкой все было хорошо. Миша всегда был рядом, и мне казалось, что это какая-то странная реальность. Потому что все было очень хорошо.

В тот день особенно как-то волнительно, что ли. Вроде как заговорили про выписку. Меня тут курировала едва ли не вся врачебная братия, что было до безумия приятно и даже как-то неловко.

Моя врач, Виктория Егоровна, вообще оказалась какой-то местной суперзвездой с шестью детьми! Мамочки родные… Шестеро! Это вообще в голове не укладывалось. Тем не менее…

Миша уезжал. Сегодня я впервые была с дочкой, считай, одна. Почти. Не считая медсестер и врачей. Понравилось. Было ощущение, что я дорвалась. Даже сказать смешно…

Миша вернулся после обеда, когда мы дремали. Я даже во сне почувствовала его присутствие. Глаза открыла. Так осторожно, чтобы момент не упустить и не спугнуть.

Он сидел в мягком кресле, запустив руки в волосы. Надрывно дышал, был растерян. Я скорее кожей это ощущала. Настроена была на него. Что-то опять было не так? Нахмурилась.

И тут он впечатался в меня взглядом, поймав на горяченьком. Улыбнулся как-то странно и приблизился. Не говоря ни слова, прижался губами, словно всю жизнь хотел из меня выпить.

Я же вцепилась в него, как в самый последний шанс на свете. Вот у нас всегда так… На грани эмоций, на пике чувств, на самом глубоком дне этого странного карьера под названием жизнь.

Он оторвался так же резко, как и начал это, опустился на колени передо мной и зажал своими руками мои. Вдохнул в них тепло, жизнь вдохнул… Я не могла оторвать глаз от этой картины.

– Рит, я люблю тебя. Прости, что не сказал раньше. Боялся.

Такие простые слова. Такие долгожданные, что внутри все затрепетало. Это все точно со мной? Точно я слышу это, точно не сон? Меня немного затрясло.

Он смотрел на меня, а потом из кармана достал кольцо. Маленькое, изящное. С биркой! Улыбнулась. В этом весь Самсонов. Не романтик, но зато такой настоящий…

– Я вообще не понимаю, какого хрена еще на тебе не женился. У нас дочь родилась, а я все кота