На лицо Бальдра падали трепещущие на ветру снежинки. Он поморщился от холода и слабо улыбнулся, наслаждаясь чувством, которого был лишен более века.

– Снег, – пробормотал он, прежде чем замереть навсегда и остаться лежать на земле, свернувшись клубочком, будто младенец, рядом с матерью.

Вскрикнув, Фрейя подползла на коленях к телу своего сына. Их постепенно окутывали снежинки – сначала редкие, затем целый вихрь.

– Нет, нет, нет! Мое дитя… мой милый мальчик! – всхлипнула Фрейя и зарыдала, полностью отдаваясь своему горю.

Кратос взирал на нее бесчувственным взглядом. Атрей стоял рядом с ним с таким же пустым лицом, повзрослевший, уже получивший в боях несколько шрамов.

– Тебя будут ждать самые жуткие, самые жестокие страдания! Я покажу твой хладный труп обитателям всех миров и скормлю твою душу самым грязным тварям Хеля, клянусь! – гневно выкрикнула она.

– Он спас тебе жизнь! – возразил Атрей.

– Он отнял у меня все! – выпалила Фрейя и повернулась к Кратосу. – Ты чудовище… Тебя переполняют жестокость и ярость, которые ты передаешь своим порождениям. Ты не изменишься.

– Ты меня не знаешь.

– Я знаю достаточно! – лицо Фрейи озарилось яростью.

– Знаешь ли? – спросил Кратос таким ровным голосом, что Фрейя остановилась, и обратился к сыну через плечо: – Мальчик, слушай внимательно. Моя родина зовется Спарта. Однажды я заключил сделку с одним из богов в обмен на душу. Я убил многих злодеев… и многих невинных. Я убил своего отца.

Тяжелые слова отца потрясли мальчика до глубины души.

– Так в Хельхейме был твой отец? – спросил он, качая головой, и посмотрел на Фрейю с Бальдром, словно пытаясь понять, какой во всем этом смысл. – Боги всегда так делают? И так должно быть? Сын убивает мать… и отца…

Кратос наконец обернулся и посмотрел сыну прямо в глаза. Неужели так все и есть, и мальчик говорит правду о богах? Такова судьба, которой не избежать, которой не изменить, будь ты смертный или бессмертный?

– Нет. Мы будем такими богами, какими захотим, а не такими, какие были раньше. Ты не должен повторить мой путь. Мы станем лучше.

Атрей кивнул, соглашаясь с отцом, и одновременно испытывая облегчение.

Фрейя, пошатываясь, встала на ноги, собралась с силами и подняла тело сына, чтобы унести его с собой. Подняв голову и всем своим видом выражая достоинство, она повернулась спиной к Кратосу с Атреем и прошла прочь.

– Не понимаю… – сказал Атрей. – Я знаю, что ее нужно было спасти, но потом она показалась мне очень злой.

– Не злой. Ты убил ее сына, паренек, – объяснил Мимир. – Ее сына. Родителю нелегко пережить смерть ребенка.

– Но он хотел убить ее!

– Она бы умерла, чтобы спасти его. Только родитель может это понять, – сказал Кратос.

– Ты бы дал мне убить тебя?

– Ради твоего спасения… да.

– Послушай, брат. Всем пришлось сделать сложный выбор. Но все мы понимаем, что ты поступил правильно. Мир лучше, если в нем есть Фрейя. Просто… дайте ей время. Она придет в себя.

Повинуясь неожиданному порыву, мальчик обнял отца, а Кратос потрепал его по голове, слишком усталый, чтобы сдерживать бушующие в его душе чувства.

– Нужно дойти до конца, пока у меня есть силы, – сказал отец.

– Ты свершил невозможное, Кратос. Этот невыносимый засранец наконец-то мертв, – подал голос Мимир после долгого молчания.

Впервые за все время Кратос различил в его голосе слабые нотки уважения.

– Я не жалею, что мы ее спасли, – сказал Атрей. – Мы должны были так поступить.

– Даже если она прокляла нас? – спросил Кратос.

– Даже если она прокляла нас, – согласился Атрей.

– А вот меня она всегда ненавидела… Теперь-то я многое припоминаю! Но с ней мир и правда лучше, – сказал Мимир.

– А почему омела разрушила чары? – спросил Атрей.

– Магия ванов сильна, но ее законы запутанны и туманны. Наверное, ведьмам лучше знать. Но как это все печально и трагично… Бальдр был самым драгоценным, что Фрейя получила от Одина. Она только хотела уберечь его от боли, а себя от потери – но такие порывы даже хороших родителей толкают на глупости, – ответил Мимир.

Не тратя попусту времени, Кратос с Атреем вернулись к храм путешествий между мирами, расположенный посреди озера в кратере. Внутри зала путешествий Кратос вставил Биврёст в выемку и активировал устройство, после чего повернул стол к башне Ётунхейма.

Атрей снял Мимира с пояса отца и поставил его туда, где должен был стоять путевой кристалл Ётунхейма.

– Надеюсь, ты не взорвешься, – сказал мальчик.

– Стой! Может, это стоит сначала обсудить? – воскликнул Мимир.

Кратос зафиксировал положение моста на столе. Из него брызнул яркий луч, попавший Мимиру прямо в глаза.

– Ой, как неприятно!

Атрей развернулся, держа голову Мимира перед собой и стараясь не дать лучам попасть на себя. Взрывная энергия из глаз Мимира ударила в дверь, открывающую путь в Ётунхейм, прямо по центру. Створки ее дрогнули и распахнулись.

Перед ними показалась лестница. Впервые за все время странствий они шли вперед без тревоги.

– Лестница? Я думал, будет очередной мост, – сказал Атрей, слегка щурясь от золотистого сияния.

– Постойте, на два слова, пока не зашли, – заговорила висевшая на поясе Кратоса голова Мимира.

Кратос остановился, задержал протянутой рукой Атрея, снял голову и поднял ее вровень со своим лицом.

– Зачем портить такой важный момент присутствием гниющей головы? Может, мне здесь вас подождать? Это ведь семейное дело.

– Верно. Но если кто-то найдет тебя…

– Клянусь мягкой хлюпалкой божественной Сиф! – раздался голос позади них.

Обернувшись, они увидели расплывшегося в улыбке Брока, из-за спины которого выглядывал Синдри.

– У вас получилось! – продолжил синий человечек, не скрывая восхищения.

– Простите, что помешали. Хотели посмотреть, – робко добавил Синдри.

Кратос посмотрел на братьев, затем снова на голову Мимира. Губы его сложились в улыбку.

– О нет. Нет-нет-нет! Ну ладно, что ж поделаешь, – заранее смирился с неизбежным Мимир.

Что бы ни задумал Кратос, ему это не сулило ничего хорошего.

– Присмотрите тут за головой, пока мы не вернемся! – приказал Кратос братьям.

– Я так и знал! – выпалил Мимир, когда Кратос отцепил его от пояса и кинул Синдри. – Эй, полегче, от таких бросков у меня голова кружится.