– Государь, расчёты сделаны, и я готов корректировать огонь бронепоезда.

Я протянул ему телефонную трубку и сказал:

– С Богом, поручик, командуйте открывать огонь!

Сам опять взял бинокль и стал смотреть, чем занимается противник в настоящее время. На обнесённую штакетником площадку я не смотрел – берёг свои нервы, они и так были как натянутая струна.

Первый разрыв снаряда даже для меня был неожиданностью. Я почему-то думал, что по хутору сразу же начнут долбить химическими бомбами, а тут разрыв фугасного снаряда. Да и то не в толпе подонков, а с перелётом. Второй снаряд вспучил землю, немного не долетев. И тогда я понял, что это классическая вилка, и использованы для неё два последних фугасных снаряда, оставшихся для шестидюймовых пушек. А дальше над землёю начали рваться бомбы, начиненные ипритом. Ад пришёл в расположение противника. Жутко было наблюдать за тем, что начало твориться на большой поляне, где несколько минут назад егеря и латышские стрелки отдыхали после плотного завтрака.

Я не стал наблюдать за мучениями врагов, хотя после того как увидел жуткое убийство казаков, только об этом и мечтал. Для внутреннего удовлетворения мне хватило факта того, что основная задача всё-таки выполнена, страдание людей, пусть и врагов, это не для меня. Я засобирался к бронепоезду. И вскоре туда направился, сопровождаемый группой, сформированной для пехотной поддержки корректировщика. В такой поддержке он не нуждался. Если даже случится чудо и какой-нибудь егерь или латыш выберется из этой передряги живой, то у поручика имеются двое помощников и трое связистов, вооружённых карабинами. А мне ещё нужно разбираться с латышскими стрелками, оставшимися на станции.

Когда мы вышли к железной дороге, я решил даже и не подходить к грохочущему орудийными залпами бронепоезду. Зачем вносить диссонанс в важное дело, которым сейчас был занят экипаж этого боевого монстра. Сразу направил свою команду в сторону станции. А когда мы отдалились от грохочущего монстра, услышал звуки перестрелки, доносящиеся со стороны станции. Я приказал ускорить шаг и где-то через час принимал доклад от поручика Симонова. Мои переживания из-за доносящихся звуков перестрелки он успокоил, заявив:

– Государь, задача операции по зачистке станции и прилегающего посёлка практически выполнена. Двадцать четыре мятежника арестованы, девятнадцать уничтожены. Освобождено двадцать семь захваченных ими заложников. Правда, части мятежников удалось спрятаться в местной кирхе. Они отказались сдаться и сейчас отстреливаются. Но положение их безнадёжно, они окружены. Наши потери – один юнкер погиб, двое ранено.

– Хорошо. А что предполагаете предпринять с засевшими в кирхе мятежниками?

– В самом начале мы пытались взять эту кирху штурмом, но понесли потери. Здание старинное, каменное – огонь его не берёт. Чтобы избежать потерь при штурме, я предлагаю дождаться подхода бронепоезда и расстрелять эту кирху из артиллерии. Здание расположено вблизи железной дороги, по нему спокойно можно бить прямой наводкой.

– Поручик, а вы в курсе, что у бронепоезда осталось только девять трёхдюймовых снарядов, шестидюймовых нет вообще?

– Так может, быть для этой кирхи и двух снарядов хватит, чтобы она развалилась! А если не развалится, то мои юнкера, под прикрытием артиллерийского огня, подберутся к зданию ближе, чтобы закинуть гранаты в окна. У нас они имеются, по две на каждого юнкера. Дадим их самым умелым гранатомётчикам, и вперёд, на штурм.

– Ладно, господин Симонов, так и поступим – дождёмся бронепоезда и под его прикрытием начнём штурм. Кстати, патронов для пулемётов в бронепоезде полно. Его шесть «максимов» создадут такой плотный огонь, что мятежники даже высунуться из окон не смогут, не говоря уже о том, чтобы прицельно стрелять. Где, кстати, задержанные, хочу взглянуть на этих предателей империи.

– Сейчас распоряжусь, чтобы привели.

Поручик повернулся к юнкеру, стоящему позади него, и скомандовал привести задержанных. Через несколько минут появился строй понуро бредущих латышских стрелков. Как только мятежников построили напротив меня, раздался крик позади:

– Это он!

Я в удивлении повернулся, выискивая глазами смельчака, который кричит в присутствии великого князя. Определять этого не потребовалось, он сам нашёлся. Боец сформированной мною недавно группы сделал шаг вперёд и отчеканил:

– Я узнал гадину, которая убила вахмистра!

– Он стоит в строю мятежников?

– Так точно! Вон тот, с усами и с оторванным погоном!

– Приведи его сюда!

Сергей метнулся к строю мятежников, за шиворот вытащил оттуда человека, затем прикладом своего карабина врезал ему в область печени и потом погнал его ко мне.

Разговор с этим человеком не получился. Злобой дышали все его слова, и ни капли раскаянья. Всё мне с ним стало ясно – бесполезен он как «язык», а вот как объект для проверки степени лояльности освобождённых латышских стрелков подойдёт. Тянуть с реализацией этой мысли я не стал, сразу же задал вопрос поручику:

– Где находятся сейчас освобожденные?

– Да вон они, вокруг прапорщика стоят. Хватов взял на себя выяснение подробностей мятежа.

– Зовите всех сюда, я тоже поучаствую в выяснении подробностей.

В следующие полчаса я выслушивал людей, переживших бунт и издевательства. И это были не только арестованные мятежниками их бывшие сослуживцы. Были и служащие железной дороги, отказавшиеся выполнять указания мятежников. Кстати, начальника станции, диспетчера и одного из телеграфистов звери в человеческом обличье забили насмерть. От служащих я узнал и о сотрудничестве с мятежниками нескольких местных начальников. И это были глава волости, полицмейстер и двое рангом пониже. При этом эти двое весьма тесно сотрудничали с хозяином хутора «Лосиный остров». И все эти люди находились неподалёку – в толпе зевак. И даже больше того, глава волости и полицмейстер пытались переговорить со мной, но были остановлены охраной и теперь ждали, когда я освобожусь и смогу с ними побеседовать. Ну что же, этот местный бомонд тоже подходил для проведения воспитательной акции. А я решил расстрелять всех этих деятелей к чёртовой матери. Устроить, так сказать, романовский террор. Вот я и приказал арестовать этих взяточников и предателей. Для полноты картины мне нужно было, чтобы расстреляли изменников и гадов, предавших свой народ, не мои подчинённые, которые сейчас были в силе, а люди, контактировавшие с изменниками, но оставшиеся верным присяге. Только таким я стал бы доверять и, в общем-то, решил взять их себе в союзники. Кацу будет очень кстати, если в его пёстрой команде появятся латышские стрелки. Для меня очень символически смотрелось, если удалось бы организовать охрану Смольного из преданных великому князю латышских стрелков. Вот с этой мыслью я начал исполнять своё казуистское намерение.

Начал с малого, взял под руку старшего по званию из всех освобождённых латышских стрелков, поручика Яниса Берзиньша, и отвёл его немного в сторону. И там, не сообщая ему, что с нарушившими присягу латышскими стрелками уже, по существу, покончено, заявил: