— Вот сейчас мы и попытаемся это проверить, — говорит Хинес. — Не исключено, что все они погибли при падении самолета, а уж только потом стали постепенно исчезать.

— Но в таком случае… здесь остались бы по крайней мере следы крови, пятна…

— Неизвестно… неизвестно, что происходит с кровью или с чем-либо еще, что принадлежало… что находилось в контакте… Все вроде бы указывает на то, что люди… то, с чем мы сталкивались… одежда ведь тоже исчезала. Вспомните-ка: ведь на дне бассейна не осталось и следа от купальников.

Ответом ему послужило долгое молчание, молчание, которое он сам же и нарушил — не в силах справиться с внезапно накатившим на него приступом ярости.

— Да ни хрена мы не знаем, ни хрена! — кричит он с искаженным лицом и сжимая кулаки. — Ладно… пошли посмотрим, — добавляет он чуть погодя, немного успокоившись. — А вдруг… Кто его знает! А вдруг найдем хоть одного покойника.

Хинес шагает вниз по склону, Мария тотчас трогается за ним, пользуясь проложенным Хинесом путем. Ампаро тоже срывается с места — она не желает оставаться одна. Ампаро отстает от них всего на несколько метров, и первые ее шаги кажутся мелкими и торопливыми, какими-то даже по-собачьи угодливыми. Но выражение лица совершенно не соответствует робости движений: с него не сходит гримаса упрямого недоверия и презрения: с такой миной смотрят на детей, тешащих себя наивными надеждами, и ждут, пока действительность жестоко и бесповоротно швырнет их с небес на землю, навсегда покончив с иллюзиями.

Час спустя солнце уже висит над самой линией горизонта, заливая горы мягким светом, который еще недавно был золотистым, а теперь начинает приобретать холодновато-оранжевый тусклый оттенок. Дорога, бегущая по лесистой местности, почти все время остается в тени. Солнце очень редко попадает на асфальт, а когда такое случается, неукротимые косые лучи заставляют тени трех велосипедистов причудливо растягиваться на двадцать-тридцать метров. Когда им приходится, одолевая подъем, изо всех сил крутить педали, они страдают от жары, но во время спусков уже могут наслаждаться свежестью — благодаря скорости лица овевает непривычный ветерок.

Сейчас дорога описывает плавную дугу в тени темно-зеленых сосен, вокруг стоит полная тишина. Только верхушки деревьев еще освещены солнцем, словно на них плеснули оранжевой краской — разбавленной и потому прозрачной. Вдруг подает голос Мария. Впечатление такое, будто она возобновляет прерванный совсем недавно разговор или снова хочет поделиться важной и неотвязной мыслью, которую прежде уже не раз высказывала.

— Все. Все исчезли в первый же миг — сразу после отключения электричества. Мы носимся, как сумасшедшие, как последние идиоты, а ведь нигде нет ни души…

Как сперва кажется, этой короткой репликой разговор и исчерпывается. Но после недолгой паузы Хинес все же отвечает ей, правда без особой охоты, будто считает, что опровергать аргументы любой из спутниц — это его докучливая обязанность, столь же насущная, как и кручение педалей.

— Но ведь мы-то остались! И вряд ли мы — единственные. Вполне возможно, существуют и еще такие же группы, как наша.

— Говори-говори! Вон самолет… огромный самолет, он летел на высоте десять тысяч метров со скоростью тысяча километров в час, но и там никто не спасся… все исчезли.

— Мы понятия не имеем, каков радиус действия этого… Ты вот говорила про высоту — десять тысяч метров.

— Но ведь мы проделали больше ста километров! Включая пройденные пешком… от самого приюта!

— Просто не может быть такого, чтобы мы остались одни. Должен быть еще кто-то, даже если это… пусть и в другом полушарии.

— И ты считаешь, у нас будет время добраться… до столицы… до моря? А ты решил податься в Австралию! Вспомни только: нас было восемь человек…

— Девять.

— Правильно, девять, а сейчас осталось всего трое.

— Уже какое-то время… уже какое-то время никто… может, уже и не… уже никто больше и не исчезнет.

Мария опять погружается в молчание, а у Хинеса просто не хватает духу что-то добавить или возразить. Между тем дорога опять пошла вверх, и велосипедисты все силы пустили на то, чтобы одолеть очередной холм. Ампаро так и не приняла участия в разговоре; с тех пор как они вернулись на шоссе, она лишь крутила педали и упорно думала о чем-то своем, но тут она вдруг взмолилась:

— Давайте сделаем остановку. А то я сейчас описаюсь. Надо передохнуть, давайте не будем ждать спуска.

Дорога и на самом деле скоро покатится под уклон, и довольно крутой спуск будет тянуться сколько хватит глаз, обещая, что следующий отрезок пути удастся пройти гораздо легче и на хорошей скорости.

Мария и Хинес тормозят, обогнав Ампаро на пару метров. Они опустили ноги на землю, но с велосипедов пока не слезают.

— Вы только отвернитесь, — просит Ампаро, кладя свой велосипед на асфальт. — Я хочу сказать: не смотрите.

Мария и Хинес послушно отворачиваются и демонстративно глядят влево. Теперь, когда велосипеды замерли, вокруг установилась полная тишина. Путники слышат свое учащенное после тяжелого подъема дыхание, слышат нестройное пение первых сверчков, слышат, как шелестят по земле кроссовки Ампаро, как они раздвигают траву, растущую рядом с дорогой. Ближе к верхней точке этого отрезка дороги кювет расплывается — и образуется что-то вроде прогалины в несколько метров шириной, где нет деревьев, зато растет густая трава — жесткая и уже пожелтевшая. Мария и Хинес слышат, как Ампаро останавливается, и они против воли на миг выжидательно задерживают дыхание, потом слышат, как Ампаро делает еще несколько шагов, нарушая безжалостную тишину, в которой будет прекрасно слышно, как она расстегнет молнию, как польется на землю тоненькая струйка.

— Никого не осталось, — неожиданно произносит Мария. — Все исчезли в первый же миг. Все. А мы еще чего-то ищем…

— Уже совсем близко, — говорит Хинес, глядя, как и она, на сосны, растущие по другую сторону дороги. — Нельзя сдаваться, пока мы не проверим, что творится в городе.

— Да, в городе… а в городе мы найдем…

Мария резко обрывает фразу. За их спиной раздался стон. Хинес тоже уловил его: сдержанный, глухой стон — иногда так стонут от большого усилия, но тут в нем прозвучало что-то пронзительное… Стон повторяется.

— Ампаро? — зовет Мария, все еще глядя в сторону противоположную той, откуда доносятся эти звуки.

Хинес и Мария краешком глаза смотрят направо, так и не решаясь повернуть туда головы. Тишина. И вдруг раздается что-то новое — это шаги, мягкие шаги, и они удаляются, приминая траву…

— Ампаро!

Наконец оба они оборачиваются.

Тигр смотрит на них пристально, беззвучно. Он медленно пятится назад, прижимаясь животом к земле, и тянет за собой неподвижное тело Ампаро, сжав челюстями, как клещами, ее горло. Тигр смотрит на них снизу вверх с чувством вины в глазах, как ребенок, который знает, что напроказничал сверх всякой меры. Или нет, скорее взгляд его холоден и расчетлив; скорее зверь, пользуясь своим безошибочным инстинктом, прикидывает, насколько велика опасность, которую могут представлять для него два человека, соединенные со странными машинами; скорее он измеряет взглядом разделяющее их расстояние, раздумывая, есть ли у людей возможность отобрать у него добычу.