Немного погодя выглянул:

– Готово, – прошептал он, косясь по сторонам, – только кружка одна.

– Ничего, – говорю, входя вслед за Ильясом, – по очереди выпьем. Женька, на стреме останься.

– Пятизвездочный, – шепчет Олег, показывая бутылку.

– Да хоть шести, наливай, да по чуть-чуть.

Беру кружку. Ну что же, попробуем – каков он на вкус, пятизвездочный-то?

Вкуса, а тем более букета я не разобрал. Напиток просто огорошил своей крепостью. Аж передернуло всего. Конечно, ничего крепче кефира прежде я не пил, а та жизнь не в счет.

– Ну как? – спрашивает Олег.

– Нормаль, – отвечаю, – а закусить?

– Не доставал. Может, хлебом?

Хлебом? Коньяк? Вот, блин, хоть к речке беги запивать! Отдал кружку Олегу. Он плеснул в кружку порцию и тут же протянул Ильясу. Тот проглотил коньяк зажмурившись и тоже заметно вздрогнул.

– Лимон надо было взять, – хрипло говорит он. – Мой отец коньяк лимоном закусывает.

– Коньяк пьют мелкими глотками, – заявляет Савин и наливает себе. Нюхает, отпивает, потом глаза у него выпучиваются, а сам он сразу покраснел.

– Алкаш, – хрипит Расулов. – Пойду Женьку на стреме подменю.

Ильяс вышел из палатки, тут же Переходников нарисовался. Плеснули и ему. Женька выдохнул, выпил залпом, поперхнулся и надрывно закашлял. Лицо его тоже заполыхало краснотой.

– Слабак, – хмыкнул Расулов снаружи и тут же зашипел: – Атас!

Олег принялся прятать бутылку, а я вылез наружу.

– Где змея? – спросил подошедший Григорьев.

– Какая змея? – удивился Расулов.

– Никакой змеи тут нет, – подтвердил я, стараясь не дышать, чтобы не выдать запаха. Однако тут же обнаружил, что Григорьев сам в сторону дышит, что меня развеселило.

– Девчонкам, наверное, показалось, – некстати высунулся Савин. Уж больно красноречиво глаза его блестели. Хорошо хоть Женька унял свой кашель и теперь тихо сидел в палатке.

– Да? – недоверчиво хмыкнул Витя.

В этот момент подошла Щупко. Она взяла Григорьева за руку.

– Ребята решили к водопаду сходить. Пошли с ними?

– Пошли, – тут же согласился он.

Только они отошли от палатки, как ребята почти одновременно вздохнули.

– Пронесло!

– Не обольщайтесь, – говорю, – Витя понял, что мы тут вовсе не лимонад пили.

– Все равно, пронесло, – повторяет Олег.

– Ладно, – вздыхает Ильяс, – пошли, что ли, тоже к водопаду сходим?

– Пошли.

* * *

Петь как Пресняков мне гораздо легче, не то, что под Высоцкого голос подстраивать. И получается вполне похоже.

Все сидят, не шевелясь, песню слушают. Витя как-то странно прислушивается. И не подыгрывает. Не знает её, что ли? И фильм не смотрел?

Наши посиделки напоминали помесь «Угадай мелодию» и «Музыкального ринга». Я и Григорьев соревнуемся – кто, сколько песен знает? Витя, конечно, музыкант профессиональный, по чистоте исполнения меня на раз обставит, вот в знании репертуара, то есть количества песен… тут ему ловить нечего. Пусть не все тексты полностью знаю, но я Григорьеву приличную фору дать могу.

Но это соревнование не я начал.

Вдоволь наполоскавшись под водопадом, мы вернулись в лагерь. Солнце скрылось за горой, и в ущелье сразу стало сумрачнее и прохладнее. Разобрали свои рюкзаки. Я отвязал спальник, вынул из рюкзака все продукты, сложив их в котелок, и вместе с ребятами отнес их к одному из костров, где уже кашеварили наши девчонки. Сдали всё Верке. Я на всякий случай предупредил, что один пакет является приправой. А котелок мне вернули, сказав, что добра этого уже навалом, есть и больше, на что Савин победно хмыкнул.

Костер пылал вовсю, огненными языками пытаясь достать до пока ещё светлого неба. Вокруг кострища ещё засветло пацаны больших камней накатили. Только я сел на один из камней, как рядом материализовался Олег и сунул мне гитару. Взял инструмент со вздохом. Что ж, сам виноват, сейчас начнется концерт по заявкам.

– Ты говорил – песен много знаешь? – присел напротив Витя, держа свою гитару. Странно, что я не видел её, когда в автобусе ехали. Вокруг нас тут же образовалось плотное кольцо из ребят. Рядом со мной Раевская уселась, а с другого бока, опередив Олега, Смольнякова пристроилась. Савин поворчал и сел где-то сзади. Установилась тишина. Даже показалось, что шум речки стих.

И началось – Григорьев поет, я угадываю, потом наоборот. Если угадал, то подпеваешь и подыгрываешь. Счет у нас получился равным. Зря я думал, что дам Григорьеву фору, скорей он мне её даст. Витя знает почти всю эстраду на данный момент. И нашу, и зарубежную. Вот только с песней «Зурбаган» он почему-то не знаком.

– Здорово, – говорит Григорьев, – а что это за песня? Тоже твоя?

Я даже рот от удивления раскрыл.

– Нет, что вы! «Зурбаган» Дербенев написал, а музыку Чернавский сочинил.

– Не слышал.

– Как не слышал? – говорю. – Её Пресняков поёт!

– Пресняков? – Витя смотрит недоуменно. – Самоцветы её не пели вроде. Их репертуар я хорошо знаю.

Тут я все понял – «Зурбаган» только в следующем году запишут, а про Вову Преснякова пока никто слыхом не слыхивал. Не знают тут такого певца. Хорошо хоть про фильм «Выше радуги» не брякнул. Объясняй потом – откуда я знаю про все это? Вот дьявол, как нечаянно вышло!

– Ладно, зачтено. – Григорьев взял пару аккордов, глянул на меня и начал играть.

– Узнаешь? – спросил он.

– Пока нет, – пожал я плечами. А Витя начинает петь:

Однако песню я так и не узнал.

– Эта песня Юрия Визбора, – сказал Григорьев, – называется «Тихий вечер спустился над Камою».

Из Визбора я знаю пару-тройку песен, и все. Не могу я знать абсолютно все песни.