Цикады, оглушительно стрекочущие за окном, испуганно примолкли, мотылёк, с идиотским упорством бьющийся в стекло ночника, устыдившись, улетел. Остался только глухой далёкий гул прибоя, рокочущий в такт пульсу.

Но скоро море перестало успевать вслед за сердцем, заспешило, только всё равно запаздывало. И мир торопился, но безнадёжно отставал, да так и подевался куда-то, оставив двоих наедине с лихорадочным узнаванием и сумасшедшим желанием убедиться, что это действительно он, что это на самом деле она.

А потом кроме пульса, заходящегося в бешеной скачке, и желания вовсе ничего не осталось.

***

Ора зевнула, клацнув клыками, потянулась до боли в ноющих плечах: вот интересно, плечи-то тут при чём? От стыдной, но почему-то совсем не смущающей тяжести, эдакой сытости и полного довольства хотелось кошкой тереться о прохладные простыни, перекатываться с боку на бок, и чтоб погладили, приласкали. Но просить Роен постеснялась, а муж – вот уж точно чурбан! – сам не догадался, торчал на краю постели, сосредоточенно чистил апельсин.

– Теперь, как честный мужчина, ты должен на мне жениться, – съязвила Ора.

Грай диковато глянул на неё через плечо и ничего не ответил, зачем-то сунув в рот апельсиновую шкурку, что тоже было не плохо – мелкая, но всё же справедливая месть реальности.

– Как мы всё-таки здесь очутились? – пробормотал экзорцист, морщась, оттирая ладонью губы от апельсиновой горечи. – И неплохо бы ещё узнать, где это «здесь».

Роен села, обхватив колени руками поверх простыни, откинула свалявшиеся в войлок волосы за спину. Желание довольно потягиваться пропало начисто.

– Я понятия не имею, как мы тут оказались. Но у меня есть предположение, – Грай приподнял брови, скормив Роен дольку апельсина. – Нам дали попрощаться. И, честно говоря, спасибо им за это.

– Так, – Экзорцист критически осмотрел очередную дольку, снял белую ниточку оставшейся кожуры, предложив супруге. Роен взяла апельсин губами, по пути поцеловав ладонь мужа – мозолистую, словно она не атьеру, а крестьянину принадлежала. – Ты ничего не хочешь мне рассказать?

Ора кивнула и тут же помотала головой. Рассказывать было нечего, да и незачем.

– Интересно знать, о чём ты думаешь? – Грай протянул руку, погладив её лоб, словно пытаясь расправить складочку между бровями.

– Я лишь сейчас сообразила, что всё это уже видела. Мне сон приснился ещё там, в отцовском доме, когда вы приехали. И комната эта, и… и всё остальное.

– Завидую, – усмехнулся экзорцист. – Мне такие сны почему-то не сняться. Так о чём ты думаешь?

– Я боюсь, это всё закончится и очень скоро, – совсем тихо призналась Ора.

– Ну и закончится. – Помолчав, будто её слова обдумывая, решил Грай. Свет ночника вызолачивал лишь его руку, бок поджарого живота и немного бедро, а всё остальное услужливо прикрывала тень. Вот только теперь Ора и в полной темноте его ни с кем не перепутала бы. – Так ведь кончится только вместе с нами. Какая разница, что дальше будет? И всё равно это случится не здесь и не сейчас.

– Обещаешь, что вместе с нами, не здесь и не сейчас?

– Клянусь Колесом, Началом и Концом, Шестерыми и Одним, – серьёзно ответил Грай, наклоняясь к ней.

Услужливая лампа высветила кончик его носа и скулу, заиграв ореолом, скрыв изуродованную половину лица в полумраке.

– Я люблю тебя, – не призналась, а озвучила очевидное Ора, проведя ладонью по его щеке, спускаясь на твёрдую, будто доска, грудь и…

***

– Вашу ж мать! Долго вы там ещё? Мы здесь уже все яйца себе отморозили! – В дверь снова забарабанили с такой силой, будто всерьёз решили её вынести. – Грай, ты не ворон, ты самый натуральный козёл!

Там, вне комнаты, что-то шлёпнуло и раздался такой звук, будто кого-то волоком оттаскивают прочь.

– За что люблю Лиса, так это за прямолинейность, – проворчал экзорцист, закидывая в рот остатки апельсина. – Но выходить придётся, иначе они сами вломятся. Кстати, ты не в курсе, где моя одежда?

– Не в курсе, – не слишком дружелюбно буркнула Ора. Романтически-расслабленное настроение вмиг пропало, не оставив даже послевкусия. – Лабиринт решил доставить вас голенькими, как в первый миг рождения.

– Всех? – уточнил Грай, глядя на жену набычившись, исподлобья.

– Всех, – охотно покивала Роен. – То есть и Лиса, и Барса, и…

– Я понял, – заверил её экзорцист. – Развивать тему не стоит. Без перечисления их родинок как-нибудь обойдусь.

– Это что, ревность? – вскинулась Ора. – Или ты считаешь, мне удовольствие доставило вас полудохлыми созерцать?

– Грай, сволочь! – в створку снова ботнуло, за дверью завозилось, ударило, кто-то помянул демонических матерей и их странные пристрастия.

– Прошу прощения, атьера Ноэ, – приглушённо, как-то сдавленно крикнул Барс. – Мы сейчас утихомирим этого придурка.

– А вы там продолжайте, – радостно поддержал его Олден и болезненно охнул.

– Да, наверное, живого Олдена созерцать гораздо приятнее, – тут же среагировал Грай.

– Ты мне ещё… претензии предъявляешь? – от удивления и – чего уж там! – от бешенства у Оры даже дыхание перехватило, девушка едва не подавилась вздохом. – Да ты!.. Ты!.. У меня слов не хватает! Ты мне всё время врешь!

– Я тебе ни словом не соврал, – мрачно возмутился Грай.

Роен открыла рот, закрыла, помотала головой, рыкнула досадливо и швырнула в мужа подушкой. Безрезультатно: экзорцист, понятное дело, увернулся и заряд угодил в стол, смахнув на пол графин с вином.

– Если я тебе не всё говорил, то это не значит, что я тебе врал! – повысил голос атьер Ноэ.

– Не всё говорил? Не всё?! Ах, атьера Ноэ, я провожу вас к вашему мужу! Ах, дорогая, рядом с вами в любой момент могут оказаться мои двойники! Вот это что было?

– Я никогда не называл тебя «дорогая»!

– Скотина! – Ора соскочила с постели, лихорадочно обматывая вокруг себя простыню. – Я тебя сейчас собственными руками…

Роен оглянулась, схватила вазу с фруктами и послала её вслед за подушкой. Ваза бессильно грохнула об стенку, свалилась на пол, даже не разбившись, яблоки почти беззвучно покатились по мраморным плитам.

– Прекрати! – рявкнул Грай.

– Это ты мне говоришь? – изумилась Ора. – Сейчас прекращу!

Бокал с радостным, даже праздничным звоном осыпался дождём осколков.

– Живенько у них там, – оценил за дверью Олден.

– Ты же сама поранишься! – попытался воззвать к разуму супруги атьер Ноэ.

– Да ты мне уже… – «Всю душу изрезал» Роен проглотила. Всё-таки даже для теперешней ярости пафоса было многовато. – Врун! Когда ты вообще собирался открывать своё… инкогнито?