Компьютер не требовал бумаги до того, пока текст не набит и не готов к печати. Деревьям не нужно было умирать, чтобы стать бумагой, которую потом выбрасывают из-за опечаток.

— Вуки, — сказала она после полуночи, — извини меня. Я была не права.

— Все в порядке, — сказал я. — В чем ты была не права?

— Я думала, что ты — глупый гусенок, который купил как раз то, что нам не надо — большую электронную игрушку, и она займет весь трейлер, а мы останемся под дождем. Я не сказала тебе этого, потому что это был твой искренний подарок. Я ошибалась! Этот компьютер такой — она взглянула на меня, затем поискала его на экране и навела на него курсор, — организованный! Он изменит нашу жизнь!

Она была так очарована возможностями компьютера, что больше чем по разу в каждый из последовавших дней я должен был очень вежливо спрашивать, можно ли мне тоже посидеть несколько минут перед экраном. Я тоже хотел учиться.

— Бедный мой, — говорила она с отсутствующим видом, набирая что-то на клавиатуре. — Конечно, ты хочешь учиться. Через несколько минуточек:

Минуточки обращались часами, днями; я не мог ее оторвать. Вскоре я вновь побывал в эппловском магазине и приволок на буксире второй компьютер. Для него нам пришлось установить разборный чертежный столик в самом свободном углу трейлера, превратив его тем самым в самый заваленный.

Компьютеры были очень увлекательны, но это не все. Они стали также нашим компасом в лесу идей, расписаний и стратегий, которые требовали к себе внимания. Впридачу к этому они могли выдавать финансовые отчеты быстрее, чем ДН успевал моргнуть глазом; нажимая одну клавишу, мы могли похоронить их в кипе бумаг.

Ко времени окончания строительства нашего маленького домика мы оба стали приличными экспертами в общении с нашими небольшими смышлеными машинками. Мы приспособили их для наших персональных нужд: выключатели установлены в точности там, где нужно, дополнительные платы с оперативной памятью вставлены, налажена связь по проводам с телефонной линией для получения доступа к гигантским компьютерам на расстоянии.

Через неделю после нашего переезда в новый дом компьютеры работали по шесть часов в день, стоя рядом друг с другом на столе в углу нашей спальни, который мы превратили в офис.

Наш лексикон тоже изменился.

— Моя новая примочка повисла, вуки! — И она показала мне экран, заполненный вереницами замерзших муравьев. — С тобой так часто бывает?

Я понимающе кивнул.

— Да. Это что-то с диском или с драйвером, — сказал я. — Ведь у тебя 80-символьная клавиатура. Перезагрузись, если можешь, и попробуй войти с моего дисковода. Если с моего сработает, тогда, значит, виновата не твоя клавиатура, а твой диск. Может быть, упала скорость вращения твоего дисковода, и твой диск заедает в нем. Надеюсь, что это не так, но мы починим его в любом случае.

— Дело не в диске, ведь я бы тогда получила ошибку на вводе, — сказала она, нахмурившись. — Мне нужно внимательно разобраться и найти причину, изза которой вылетает вся программа и мой компьютер зависает. Вот смотри, я нажимаю, например:

Вдруг мы услышали с улицы невозможный звук, шуршание шин по гравию. По нашему крутому подъему на холм, вопреки пяти предупреждающим знакам — Проезда нет. Любой ценой держись подальше отсюда, говорят тебе! — поднимался автомобиль.

Из него вышла женщина с пачкой бумаг в руках. Она осмелилась вторгнуться в наше драгоценное уединение.

Я вскочил из-за моего компьютера, выбежал на улицу и встретил ее в пяти шагах от дома.

— Доброе утро, — сказала она вежливо с приятным британским акцентом. — Я надеюсь, я вас не сильно побеспокоила:

— Побеспокоили, — рявкнул я. — Неужели вы не заметили знаков? Знаков Проезда нет?!

Она замерла, как лань, глядящая в упор в дуло охотничьего ружья.

— Я хотела лишь сказать вам — они собираются срубить все деревья, которые больше никогда не вырастут!

— И она устремилась подальше от опасности назад к своей машине.

Лесли выбежала из дома, чтобы задержать ее.

— Они: кто они? — спросила она. — Кто собирается рубить деревья?

— Правительство, — сказала леди, поглядывая нервно на меня через плечо Лесли, — Комитет по земельным ресурсам. Это незаконно, но они сделают это, потому что никто не останавливает их!

— Заходите, — сказала ей Лесли, кивнув мне без слов: Свои, Кинг! — как будто я был семейной сторожевой собакой, — пожалуйста, заходите, и давайте поговорим об этом.

Вот так, с поднятой шерстью на загривке, я начал заниматься общественной деятельностью — хотя я и сопротивлялся этому началу приблизительно с того времени, когда научился ходить.

Дениз Финдлейсан оставила нам пачку документов, развеивающийся шлейф пыли на дороге и тяжелое чувство подавленности. Не достаточно ли для меня моих собственных хлопот с правительством, чтобы мне теперь беспокоиться, как бы оно не уничтожило саму местность, окружающую нас?

Я обложился подушками на кровати и прочел первые несколько страниц. Сообщения о масштабах заготовки лесоматериалов местными властями. Я вздохнул и сказал:

— Все это выглядит очень официально, вуки; кажется, мы выбрали плохое место для постройки дома. Как ты относишься к тому, чтобы продать его и двинуться дальше на север, в Айдахо, например, или Монтану?

— А разве не в Айдахо они занимаются добычей полезных ископаемых открытым способом? — сказала она, почти не отрываясь от документов, которые держала в руках. — И разве не в Монтане находятся урановые рудники и радиоактивные полевые цветочки?

— Вижу, что ты хочешь мне что-то сказать, — ответил я. — Почему бы нам не развернуть наши карты прямо здесь, на кровати, и не посмотреть на все то, о чем мы сейчас говорим?

Она отложила страницу с государственным петитом.

— Давай не будем убегать до тех пор, пока обстоятельства не вынудят нас окончательно. Узнаем прежде всего, что здесь происходит. Ты когда-нибудь вступал в борьбу с несправедливостью?

— Никогда! Ты ведь знаешь. Я не верю в несправедливость. Мы сами создаем для себя все события, все: разве ты не согласна с этим?

— Возможно, — сказала она. — Зачем же тогда ты создал эту проблему? Ты считаешь, что для того, чтобы правительство вырубило лес на следующий день после того, как мы отсюда уедем? Для того, чтобы было от чего убегать? Или для того, чтобы чему-то научиться?

Если любимая очень сообразительна, думал я, это радость, но иногда она колется.

— И чему же следует учиться?

— Если мы захотим этого, мы можем изменять события, — сказала она, — ведь какими могущественными мы можем быть вместе, как много хорошего можем мы сделать.